Выход в свет. Внешние связи - Блэки Хол (2015)

— Радиус, я чё-то недопонимаю, — обратился полуголый парень к Радику. — Чикса сама к тебе завалила, а ты ломаешься как баба.

— Никто не ломается, — покраснел парнишка и торопливо обулся. — Пошли, Эва.

— А тебе, казанова малолетний, — ткнула я пальцем в его соседа, — пойдут на пользу колыбельные и сказочки на ночь. И за чиксу еще ответишь.

— В любое время, детка. Я весь твой! — распростер объятия парень. Тьфу, до чего непрошибаемый и озабоченный.

Радик взял из пищеблока кастрюльку с поварешкой и, порывшись в холодильнике, прихватил с собой небольшой кулёчек.

— Ты почему исчез? — спросила я, покуда мы шли в швабровку.

— Я вчера заходил. Дважды. А тебя не было.

Отхлестать бы розгами одну забывчивую свинтусятину! Вместо того чтобы подумать о Радике, я валялась вчера на кровати и играла с новеньким телефоном. Эгоистка.

— Эва, если я навязываюсь, ты так и скажи! — воскликнул с жаром парнишка, затормозив.

— Вот еще. Не выдумывай. Наоборот, от меня не отвертишься. Я хуже банного листа, только временами меня заносит не в лучшую сторону. Извини, пожалуйста.

— Получается, что мешаю тебе, — заключил понуро Радик. — Мельтешу изо дня в день, и ты стала прятаться.

— Значит, плохо ты меня знаешь, если сделал далеко идущие выводы. Топай, нам еще макароны варить.

По приходу в швабровку сумка заняла место под кроватью, и я с облегчением размяла затекшую руку. Этак недолго заработать кособокость, таская под мышкой студенческие причиндалы.

Когда готовка подошла к концу, и стол был сервирован, мы с парнишкой навалились на еду. Вот уж я объелась! Живот надулся как барабан, и меня разморило в тепле и сытости.

Разглядывая в свете плафончика прозрачный ломтик колбасы, я продекламировала философски:

— Как думаешь, что благородней: каждый день нарезать по тонюсенькому колёсику и держать полчаса на языке, или сожрать зараз палку колбасы, зато потом голодать полгода?

— Не знаю, — пожал плечами Радик. — Дядя говорит, за большим теряется ценность малого. Хотя я бы не отказался съесть целиком и без хлеба.

— Только шкурку не забудь снять, — подколола его, и мы рассмеялись.

Я умиленно взирала на лопоухого несуразного парнишку, и в груди разливалось благостное тепло, прогоняя из закоулков души неприятности сегодняшнего дня. До чего же хорошо приходить домой, зная, что тебя ждут и будет отличный вечер, что можно поговорить ни о чем и в то же время обо всем, что шутки услышат и оценят, а дружеский совет развеет любые сомнения.

— Как у тебя учеба? Как волны?

— Неважно, — вздохнул Радик. — Кое-как натянул зачет по практике. Утешает, что теорию выучил. Завтра рассчитываю на четвертак.

— Значит, получишь. Никто не вспомнит, как ты заработал свой зачет: легко или тяжело. Главное — результат.

— Но я-то не забуду! — воскликнул расстроенно юноша.

— Ну… порой хорошая память дает толчок для совершенствования и роста. У тебя появилась отправная точка, чтобы стремиться к новым достижениям, — наставляла я Радика, надеясь, что мои слова вселят в него уверенность.

Эх, кабы нашелся кто-нибудь, кто вот так же каждый вечер перед сном заверял меня: "Все будет хорошо! О вранье с вымышленным висоратством никто не узнает. И когда-нибудь мама обнимет тебя".

— А где ты пропадала? — прервал меланхолию парнишка.

— Прости, что не оставила записку, — каясь, я схватила ладонь Радика, и он засмущался. Чего краснеть, как пион? Здесь все свои, но для всеобщего блага придется чуточку соврать. — Вчера был напряженный день. Мы ставили эксперимент в лаборатории, и, представляешь — как попёрли результаты! Было бы кощунством прерваться.

— Поздравляю, — порадовался парнишка, и его искренняя улыбка высветила беспросветное вранье, гнездящееся по углам моей темной сущности.