Царская дочь - Сельма Норт (2020)

Она подкралась к кровати, положила сверток между Лидией и Менахемом, подхватила Менахема и торопливо вышла из дома.

Огонек исчез, циновка опустилась на место.

Коза встала, понюхала сверток и с сопением улеглась снова. Из-под поленьев выскочила мышь, прошмыгнула под циновкой и выбежала наружу. На вспольях хором выли шакалы.

До рассвета оставался час.

Старшая прислужница заломила Зиссель руку за спину и дернула за нее. Зиссель облизнула губы – они горели и, похоже, распухли – и почувствовала вкус крови. Она отчаянно пыталась поймать взгляд соседки, но та все отворачивалась, будто забыла, что вся жизнь девочки прошла у нее на глазах.

Прислужницы что-то прошептали Брахе – молодой девушке на кровати. На ее опухшем от слез лице засветилась надежда. Она согласно кивнула.

Будто дожидаясь этого знака, старшая прислужница рывком дернула руку Зиссель вниз. Девочка невольно выгнулась и упала на колени.

Поначалу она не сообразила, что коснулось ее горла. Поняла, только когда женщина склонилась к ней и показала нож.

– Ты – исцелила – сына – Брахи. – Женщина выговаривала медленно и четко, чтобы Зиссель могла читать по губам.

Но Зиссель, оцепенев от испуга, только смотрела на нее расширенными от ужаса глазами, и прислужница опять приставила нож к ее горлу.

– Жить – хочешь? Тогда – запомни: ты – нашла – жизнь – в сыне – Брахи!

– Она не умеет говорить! – Теперь плакала уже жена плетельщика.

– Тогда кивни! Кивни! Поняла?

Из глаз Зиссель брызнули слезы. Она закивала: да. Да. Да!

Тут вернулись женщины со свертком. Встав спиной к Зиссель, они бросили сотканные с тщанием и любовью пеленки Менахема в огонь и завернули его в свои. Дина протянула малыша Брахе.

– Вот твой сын, Браха. Твой и моего брата. Здоровый. Сильный. Глухая целительница нашла в нем жизнь. Да возрадуются его отец и царь!

Браха приняла у нее сверток, откинула уголок и посмотрела на малыша. Он открыл глазки. Щечки его были румяными и теплыми. На розовых губках выступил пузырек слюны.

Браха облегченно выдохнула и подняла глаза на Дину.

– Твой сын, – настойчиво повторила та. – Живой и в добром здравии. Царь и мой брат возблагодарят нас с тобой и окажут почести, какие нам причитаются.

Дина выпрямилась, подняла голову и по очереди посмотрела на женщин.

– Кто из вас хоть слово молвит о том, что здесь произошло, кто хотя бы подумает об этом, увидит в самом глубоком сне, – та попрощается с жизнью, – спокойно произнесла она.

Женщины склонили головы.

Дина перевела взгляд на жену плетельщика.

– Я никому не скажу! Клянусь жизнью единственного сына, что у меня остался! – Жена плетельщика заломила руки. – Клянусь тебе! – Она умоляюще схватила Дину за руку.

Та отшвырнула ее, словно смердящую попрошайку. Жена плетельщика на миг задержалась взглядом на Зиссель. Потом мышью проскользнула мимо циновки и исчезла во тьме.

Старшая прислужница выпустила Зиссель.

– Я сообщу мужчинам, что мы желаем немедленно отправиться в путь, – сказала она Дине.

Внезапно все прислужницы засуетились и захлопотали.

Они сгрудились вокруг Брахи, обмыли ее, сменили окровавленные повязки на чистые, надели на нее свежее платье и накинули на голову расшитый покров.

Зиссель по-прежнему не шевелясь стояла на коленях и только смотрела.

Так ребенок все-таки жив? Неужто она ошиблась? Разве он не был мертв? Неужто ей, Зиссель, удалось вернуть к жизни мертвого младенца? Что же, ее птичья лапка и впрямь обладает волшебной силой?

Дина вручила Брахе ребенка и позвала брата. Когда тот откинул циновку, Зиссель увидела, что на горизонте уже пылает алая полоса. Через полчаса рассветет.

Брат Дины склонился над Брахой и улыбнулся ей.

– Я беспокоился, – сказал он. – Не слышал, чтобы он плакал.

Дина подошла к Зиссель и потянула ее за правую руку, помогая встать.