Ну ведь замечательно же, а, сэр Майкл? В таком разе в Изяславле все дорожки будут открыты. Знатная невеста со свитою! Тем более таких там, верно, много будет. Охотниц…»

– Добровоя ваша – да, пойдет, – Рогволд согласно кивнул. – Однако ж имя Лисовиных всуе трепать не стоит. Забыл, что Давыд-то, отец Брячислава, у Мстислава, киевского князя, в опале?

– А ведь и забыл! – честно признался Миша. – Да уж, вот неудобно бы вышло… Кабы потом прознал Мстислав… Что ж, надо какой-то иной род придумать… ну, чтоб боярский, или даже из князей… из младшей ветви.

– А что тут думать-то? – дотоле молчавшая Горислава усмехнулась, поправив на голове широкую шелковую повязку, расшитую бисером. Повязочка такая – цены немеряной, явно подарок мужа. – Говорю ж – что гадать? Коли ты ж сам, о супруг мой, тоже не из простых.

– О да! – тут же приосанился Рогволд. – Наш род от Атли Длинноусого происходит, а через него – от самих Инглингов. Куда уж знатнее? Атли Длинноусый был хевдингом у Рагнара Кожаные Штаны! О, как они трепали англичан! Как только не трепали…

– А деву вашу я приодену, – поднявшись на ноги, пообещала Горька. – И вести себя научу… Прямо вот сейчас и начнем…

– Эй, эй, стой! – торговец схватил беременную женушку за руку. – Сколько раз говорить – не стоит лишний раз по идущей ладье бегать.

Пристав ближе к вечеру к берегу, для девушек разбили шатер. Горислава и Войша тут же в нем и скрылись, послышался приглушенный смех, затем – восхищенные возгласы…

– Воды нам нагрейте… – выглянув из шатра, попросила Горька. – И принесите золы.

Кто-то из людей торговца тут же бросился исполнять просьбу. Вернее сказать – приказ. Слово супруги вождя – закон, такие тут были правила. Да, да, именно так: ладожские варяги из ватаги Рогволда считали своего господина не столько удачливым купцом, сколько вождем – хевдингом. Да по сути, так оно и было.

– Эта одежда – подарок, – сидя у разгорающегося костра, негромко пояснил Рогволд. – Наш подарок не только этой девочке, Добровое. Но и тебе, сотник! Для твоего дела.

– Это дорого, – Миша покачал головой. – Не то чтобы я не могу принять… Но все же – сочтемся. А что за одежда-то?

– Да сейчас и увидишь, – приосанился варяг. – Все увидят. Это одежда моей бывшей жены, Альстейны, увы, уже три года, как покинувшей этот мир.

Торговец вздохнул с непритворной грустью, вспоминая свою прежнюю любовь. Глаза его затуманились, взор устремился куда-то вдаль… Так вот ладожанин и сидел пару минут, а потом…

Потом вдруг улыбнулся:

– Слышишь? Пеночка поет… А вот – малиновка… Девы, вы там скоро?

– Сейчас… волосы высохнут…

– Просто стемнеет скоро, – напомнил варяг. – А хотелось бы посмотреть. Знаешь, Миша, я думал, эта одежда подойдет Гориславе, однако же – увы. Тесновато в груди, да и подол длинноват. Хотели перелицевать в Киеве, да времени уже не осталось… Ну и хорошо, что не успели. Твоей деве, думаю, будет в самый раз… А! Вот и они, ага!

Взоры всех присутствующих немедленно устремились на девушек… Точнее сказать – на приодевшуюся Добровою, про Гориславу-то и так все знали, что красавица. Тем более – жена хевдинга. Хозяйка.

А тут же…

Охочий до дев Златомир затряс головой, словно отгоняя видение. Стрелок Вячко, а за ним и десятник Архип дружно открыли рты. Ермил округлил глаза, а рыжий Велька восхищенно свистнул:

– Вот это да-а! Вот это я понимаю!

Миша тоже вздрогнул… Это не Добровая сейчас шла к костру. Это с миланского подиума супермодель спустилась! Высокая, стройная, с тонкой талией и пышными волосами, забранными серебряным обручем, сиявшим оранжево-золотистыми отблесками клонившегося к закату солнца.