Лучшая ученица - Ирис Мэй (2020)

— Зачем это ты? — повторил де Триен.

— Но… вы ведь сказали, что я вам понравилась. Я думала…

Барон разочарованно выдохнул. В краткий миг ожидания он успел понадеяться совсем на другой ответ. Странно, прежде ведь он вовсе не думал о чём-то подобном, но сейчас хотелось, чтобы для Гвен случившееся тоже оказалось искренним порывом, а не желанием угодить.

— Нравишься, но что с того? — он вдруг почувствовал страшную усталость. — Ты прелестная девушка, Гвен, и многим будешь нравиться. Это совсем не значит, что ты обязана… кому-то угождать.

— Но я… вы… — она запнулась, отвела глаза, а потом вдруг выпалила: — Это честь для меня.

Де Триен снова не сдержал горького вздоха. Честь… Для её матери когда-то тоже наверняка было честью услужить какому-то заезжему путнику, вот только растить потом плод этой услужливости оказывается вовсе не почётно.

Барон никогда не мог понять этого искажённого, не поддающегося здравому смыслу мышления. Городские слуги вели себя иначе. Вся их жизнь проходила среди господ, они могли даже сами выбрать себе хозяина, сменив место. Наверное, поэтому и не испытывали трепета и преклонения перед аристократией, не торопились угодить во что бы то ни стало, хотя и знали своё место.

Но эти крестьяне-земледельцы с окраин, для которых правящий провинцией наместник равнялся императору, а император — богу, иногда казались ему словно и не людьми вовсе, другим видом, настолько невозможно было их понять. За годы поездок барон так и не привык к сочетанию страха, ненависти и преклонения в их глазах, так и не понял, как всё это может уживаться вместе.

Впрочем, Гвеннет страха или ненависти не испытывала…

— Нет никакой чести в том, чтобы стать чьим-то развлечением, — мягко произнёс он. — У тебя может быть совсем другая судьба, не та, которая предписана по рождению. Но для этого ты должна не только выучиться в Академии, но и научиться себя ценить. Понимаешь, малютка Гвен? И не стоит заботиться о чьих-то чувствах больше, чем о своих собственных.

Она быстро кивнула, по-прежнему пряча глаза.

— Простите меня, ваша милость…

Де Триен давно не чувствовал себя настолько беспомощным. Весь его разум и немалый опыт императорского служащего оказался бессилен перед необходимостью объяснить простой девушке очевидные вещи.

— Я тебя не ругаю. Только не хочу, чтобы твоя жизнь сложилась хуже, чем возможно. Ты ведь сама просила дать тебе шанс, помнишь? Пользуйся им, Гвен. Ты теперь — подопечная графа, и я тоже обещаю тебе помощь и поддержку в любое время. Ты сможешь многое получить, но для этого нужно забыть о прошлом и о прошлых привычках. Тебе предстоит иметь дело с представителями высшего общества, и чтобы стать им равной, ты должна сама чувствовать себя равной… А близость прекрасна, когда у обоих есть чувства. Не лишай себя возможности это узнать.

— Но я… — взволнованно, почти запальчиво начала Гвен и резко осеклась, сказала явно совсем другое, чем собиралась: — Я поняла. Насчёт равенства ваша леди маркиза уже говорила что-то похожее… Вы её любите, да?

Путаница в словах и скорость речи говорили о том, что она взволнована донельзя, и барон не решился в и без того непростой ситуации напоминать об этикете и недопустимости некоторых тем.

— Леди Агата достойная женщина и заслуживает всяческих похвал, — обтекаемо ответил он.

Хотел продолжить, но Гвен не дала, снова заговорив.

— Я понимаю. Простите меня… Я вела себя недопустимо, больше это не повторится, — как по заученному оттараторила она, вскинув подбородок и впервые за этот вечер глядя прямо на него.

Неприятное колющее ощущение, что они друг друга недопоняли или поняли неправильно, всё усиливалось с каждой фразой, и он не стал продолжать, быстро смял разговор, желая наконец избавиться от взаимной неловкости.