Вторая смена - Лариса Романовская (2014)

– Жень, у вас помощь очень странная. Ну вот то, что ты делаешь… Оно хорошее, я понимаю. Ссоры гасишь, алкашню прочухиваешь или когда тот старик уходил. Просто оно несоразмерно. Ты можешь больше, а работаешь по мелочи. Будто откупаешься… Вот я нищенке десятку кинуть могу и не заметить, что кинул. Я ж от этого не обеднею совсем.

– Темочка, только не обижайся, ладно? Мы поэтому и не показываем себя. Чтобы добро за подачку не принимали, не возмущались, что так мало. Наши чудеса взаправду чудесами кажутся. Если не знать, что они стоят как червонец…

– А со стороны другое видно: будто люди для вас – они… как домашняя скотина. Овцы. Вы за нами ухаживаете, оберегаете, туда-сюда. А потом с нас же берете, не знаю, что там с овец берут? Молоко? Шерсть? Мясо?

– Угу, молоко, особенно с тебя.

– И получается, что вам выгодно, чтобы нам было хорошо, понимаешь? Чем сильнее вы заботитесь, тем сильнее навар. Отчеты эти, благодеяния. Ты таблицы заполняла, я видел.

– Так вашим праведникам на том свете тоже зачитывается. Ну я так подозреваю.

Артем молчит, а потом вдруг усмехается:

– Слушай, а Венька в свое время думал, что у вас кликухи должны быть кровожадные. Кривой там, Косой, Слепой.

– Голодный и Небритый! Таких нету почти. Есть только Танька Рыжая, но она по документам Онегина Татьяна Евгеньевна, у папаши с чувством юмора было хорошо. А знаешь, Танька Рыжая… это та, которую ты гантелей по голове. В общем, она узнала, что я за тебя замуж вышла, и не хочет со мной больше общаться.

– Ты еще скажи «водиться», как в детском садике, – неловко отзывается Артем.

– Не скажу! Ты ее убил тогда, насмерть. И Фоньку ножом… а меня не тронул. Зачем?

Он молчит. Так красиво, правильно. Будто кто-то гаркнул «тишина на площадке», и съемка началась. И за моей спиной находится не только спинка кухонного диванчика, но и тележка оператора. У нас сейчас идет драма, в крайнем случае трагикомедия. Из своей роли не выскочишь. Оброк ученичества. Подпись в трех экземплярах.

– Не хотел, – по-детски честно отвечает он. – Ты же добрая, Жень. Зачем я тебя трону?

– Темочка, у нас нету добрых! И злых тоже нету! Есть недобросовестные, это совсем другой коленкор. Мы просто Сторожевые. Все мы. Это как талант, что ли. Его проклинать можно или боготворить, но он от тебя никуда не денется. И ведьмовство от нас – тоже.

Я вспоминаю, как на суде Спицын сказал свое последнее слово. Почти провыл, разъяренным, так и не сдавшимся зверем: «Вас всех нет! Я вас выдумал, а потом в вас поверил!» До безумия ему оставалось минуты полторы…

– Жень, вот ты сейчас объясняешь. И все просто, понятно. А когда не знаешь, какие вы, то со стороны по-другому выглядит. Особенно если по кусочкам… вас изучать.

– Как слона вслепую ощупывать…

– Типа того. Вот представь, как к тебе Ленка твоя приходит, серьезно какой-то бред выкладывает и утверждает, что это не бред. Ты ее пошлешь или полезешь разобраться?

– Полезу. Интересно же.

– Мне тоже было интересно. А потом дико: бабы левые решают, кого счастливым делать, просто потому, что им так захотелось.

– Ничего не левые, и мы не просто так!

– Это ты про себя такое знаешь, а я откуда соображу? Сперва мы кого знали? Ираиду эту дерганую, ну и все. Венька еще с… этой… С Марфой вашей был знаком, у Соньки никаких контактов, я так понял. Мы вас изучали, как слепые того слона. Ни хрена хорошего из этого не выходило. Думали, что вы все одинаковые.

«Изучали». Они нас изучали. А только потом решали, плохие мы или хорошие, надо нас заносить в Красную книгу или, наоборот, уничтожать? Интересно, сколько раз я была в шаге от собственного смертного приговора? Лицензии на отстрел?

– Ты меня выслеживал? Специально со мной знакомился или нет?

Я не хочу этого знать. Категорически. Нам еще лет восемь вместе жить. Желательно вместе.

– Да ты чего? Какая слежка? Ты же сама со мной познакомилась, первая.

– Спасибо.