Вторая смена - Лариса Романовская (2014)

Афанасий разобрался за минуту. Понимал, что еще пара молчаливых, сдавленных вскриков-просьб, еще чуток безнадежных трепыханий словно раздавленного тела – и он вытащил бы гниденышу кишки через ноздри. А тут пришлось услышать, как у мирского сердце бьется, и представить, как в это сердце входит пуля калибра семь шестьдесят два от родного ППШ[14]. Причем, желательно, весь магазин, аккурат семьдесят один патрон как одна штука. Сволочь хрипит, кровью харкает и валится на пол… Закатывает вытаращенные от боли глаза. Разрыв сердца в чистом виде. Сейчас пацана оглушить и память ему почистить, чтобы себя такого не помнил никогда.

– Мама, мамочка… Ты что сделал?

Это, естественно, не парнишка, он-то уже в забытьи, строго по методичке. Это Турбина.

– Давай помоги порядок навести. Ты женщина, тебе виднее, что здесь не то.

Важно было занять ее делом, хоть самой ерундой. Покойник перед смертью хрипел и трясся так, что соседи могли проснуться. Вон, уже по коридору кто-то шлепает. Вскрикнет Турбина, или Фоня матюгнется – услышат. Хотя физически оба Сторожевых сейчас находятся внизу, во дворе, мысленно они в комнатах ныне покойного гражданина Овчинникова. И надо бы этому гражданину хотя бы кальсоны натянуть на все причинные места. Да и мальчишку в порядок привести. Так, чтобы утром вернувшаяся со смены мать семейства нашла бы своего благоверного окоченевшим в приличном виде: плохо стало мужику, поднялся ночью по нужде и рухнул замертво. Праведная прямо-таки смерть.

– Ну ты же медик… Быстрее, сестренка!

– Зачем?

– Чтобы ничего не было.

– Владимир Кириллыч! Вы там? Ванька! Вот паразит!

Они успели. Залакировали комнату, запудрили пацану мозги, отвели соседям глаза. Потом ушли. Из квартиры – мысленно, со двора – торопливо и не сильно уверенно. Как слепые и пьяные одновременно. Добрались до автомата. Исправили его двумя заклятиями и звонким ударом кулака по корпусу. Потом Турбина набрала номер дежурного отделения Конторы. Две буквы и пять цифр с ходу не накрутишь, если в полной темноте. ЛА-54-321. Экстренный Сторожевой номер, для звонка монетки не потребовались.

Началась стандартная канитель с оформлением: патруль прилетел через пару минут: обшарпанным голубем и двумя легкокрылыми воробьями. В чьем-то парадном Фоньку попросили написать рапорт, Турбину – дать показания. По Контрибуции за самоуправство светило много чего, но в дежурке оказались спецы с пониманием. Провели как «форс-мажор», пообещали премию – госпоже Колпаковой, за успехи в учебе. Турбина встретила такое предложение без энтузиазма:

– Не надо премии.

Дежурный понимающе кивнул:

– Я не разделяю вашу гражданскую позицию, мадемуазель. Но настаивать не смею, потому как мне, поверьте, тоже близки благородные порывы. – Двубортный костюм смотрелся на нем мундиром статского советника, не меньше.

Фонька стоял рядом, плечом к плечу, как в строю, практически. Чуял, как она дергается. Но Турбина обязательно притерпится к цирлихам-манирлихам, перестанет на каждую «сударыню» морщиться… Особенно если с распределением повезет, и им достанется какой-нибудь славный город Волчехренск Кукуевской губернии. То есть, по нынешним временам, естественно, Красноволчехренск или даже Пионергорск. Главное, что в нем Сторожевых от силы штуки три наберется. Легче будет привыкать.

– Барышня, примите мои искренние поздравления. Ваш вклад в сторожевую работу неоценим. Надеюсь, что за удачным дебютом последуют…

– Фридрих Густавович, позвольте откланяться. До Лермонтовской неблизко, а метро…

– Могу предложить карету. Если барышня не против.

Турбина удивилась, даже улыбнулась, хоть и протокольно:

– Неужели у ваших еще и кареты есть?

Густавыч слегка развел руками:

– Только неотложные, скорой помощи.