«Господа хорошие» от таких заяв выпали в коллективный астрал. А Севастьяныч вдохновенно вещал дальше:

– Я сейчас не лавры имею в виду. Ничего, кроме благодарности в приказе, вам не выгорит. Если кому-то она требуется, сообщите, я рапорт составлю, озвучу эту трогательную историю. Нет желающих? Отлично. Не мне вам объяснять, что такое дело чести. Кое-кто из вас даже стрелялся в свое время по этому поводу. История этих ножниц имеет ко мне самое прямое отношение. Был момент, когда я допустил ситуацию. И ножницами перекроили то, что трогать нельзя было ни в коем случае.

– Чью-то жизнь, да?

– Десятки жизней, Тамарочка. А может, и сотни, если по последствиям судить. Дело достаточно давнее и, увы, непоправимое. Я эту историю никому из вас не озвучивал. Дуся могла по малолетству кое-что слышать, но вот не уверен. Евдокия, ты про свою мать знаешь что-нибудь кроме того, что тебе в справке о реабилитации написали?

– Нет. – Мне сейчас казалось, что в квартире воздух трясется. Вместе со стенами. Будто дрель кто-то врубил, только беззвучную.

– Не сомневался. При случае зайди в гости, просвещу немного по этому вопросу. А пока просто прими к сведению, что, если бы не эта вещица, у тебя в жизни много чего сложилось бы по-другому. В общем, мой косяк. Мне его и исправлять полагалось, а не конторским. По-хорошему, работать надо было в одно, пардон, рыло. А я вас привлек. Кого принудительно, а кого и вполне добровольно.

– Савва Севастьянович, а чего вы только сейчас в этой истории ковыряться-то начали? Раньше руки не доходили, что ли?

– Ситуация складывалась не в мою пользу. У нас за убийство коллеги всегда Казнь через камни полагается. А вот если коллега вне закона объявлена и к смерти приговорена, то совсем иной расклад. Получается не месть личного характера, а восстановление справедливости. Можно двух зайцев дуплетом уложить: и врага поймать, и собственную ошибку исправить. Не по закону, но по справедливости.

Аудитория продолжала сидеть в астрале. Слышно было, как Бейсик урчит.

– Исправили, Савва Севастьянович?

– Еще нет. Кстати, Дима, ты аргумент Евдокии передай, пожалуйста. Пусть ознакомится с принципом работы.

– Спасибо, не надо! Я эту гадость в руки не возьму!

– Заранее не зарекайся. Ребенок твой, если забыла, только что этими ножничками добро сделал, причем не себе, как ее учили, а совершенно левым мирским. Вполне достойное завершение трудовой биографии инструмента.

– А это она кому?

– Ребенку восемь лет, как она вообще умудрилась? Ее что, Ира учила?

– Савва Севастьяныч, я так понимаю, что мы теперь не аргумент искать будем, а Ирку-Бархат? Или все, окончен бал, погасли свечи?

– Афанасий, я это обязательно объясню. А пока хотелось бы подвести кое-какие итоги. Вот посмотри, как вы работаете. У тебя мирское оружие с собой, хотя ты взглядом подрезать можешь не хуже снайпера. Дуся вот сейчас на тебя полезла? Все видели, как именно? Я тоже думаю, что заживет. А ведь ты, Евдокия, воздушную пощечину могла бы закатить, для начала. Или вот гражданка Колпакова… Тома, понятно, что у тебя детство тяжелым было, но ты уже много чего знаешь. А ты по-мирскому! Как и остальные! При наличии собственного ресурса применяем чужие! А это, между нами говоря, такой же идиотизм, как… как…

– Как при наличии живой жены в бордель ходить. Барышни, пардон, – немедленно вклинился Ростя. Проявил, так сказать, инициативу на местах.

Опять нам Старый мозги вкручивает. Раньше про количество добра и зла на участках долбил, теперь про методы работы пену гонит. Как на собрании, та же скукотища!

– Дима? А вы где так командовать научились? Вы кто по профессии?

– Дрессировщик! У нас фирма, корпоративными праздниками занимаемся. Клоунада, мартышки, собачки. Евдокия, вы ведь в прошлой жизни гимнасткой были? Не хотите к нам? Коллектив веселый, зарплата тоже симпатичная.