– Можно? – Анька встает на пороге своей комнаты. Пялится на зажатый в моей руке телефон так, словно это редкий аргумент XVII века, в рабочем состоянии, б/у, недорого, возможна пересылка… – Можно? Можно?

– Алло? – интересуюсь я у отключенного мобильника: – Что скажете?

– Скажи, что я их очень прошу! Женечка, я тебе помогу потом все сделать, честно!

– Это очень важно, – растерянно повторяю я. – Да, моя дочка тоже вас просит!

– Давай я с ними сама поговорю? Ну, пожалуйста! Они мне поверят, честное на камнях!

– Да? Спасибо вам большое! – Я срочно сворачиваю несуществующий диалог.

Анька почему-то дрожит губами:

– Тебе не разрешили?

Она была готова клясться на камнях из-за ерунды. А я назвала Аньку дочкой – якобы в разговоре, совсем случайно.

– Поехали! – Я машу рукой. – Только английский вечером обязательно!

– У мамы сделаю, – беспечно сообщает Анюта. – Жень, ты красься, а я соберусь.

В розовый школьный рюкзак впихиваются все учебники подряд, толстые лакированные книжки, кукла, названная Ниной Джавахой, плеер и фигурки игрушечных пони.

– Женька, я компьютер и домик кукольный потом с собой заберу! – Анька пробует застегнуть молнию на перегруженном рюкзачке. Нарядная ткань отчаянно скрипит.

– Куда заберешь?

– Домой, к маме! Скажешь папе, чтобы он мне все привез, ладно? Женька, ну не вредничай! Я у мамы жить буду, а к тебе в гости приходить. Часто! Честное на камнях! – Анька гладит меня по локтю. Пальцы у нее теплые, ласковые и длинные. Красивые руки. На таких любые кольца будут хорошо смотреться.

– Аня! Никогда не клянись на камнях! Это очень серьезно, так не делают.

– Ладно, не буду! – Она встряхивает волосами и тащит свою ношу в коридор. – Застегни мне, а то не получается.

Из рюкзака свисают проводочки плеера. Я тихонько облегчаю вес: теперь поклажа не тяжелее воздушного шарика. Надо Анютку покрепче за руку держать, а то вдруг взлетит?

У Ани не ботинки, а самые настоящие башмачки. Лакированные, тупоносые. Шнуровка – розовыми атласными лентами. И сами они, естественно, тоже розовые – как у мультяшной принцессы. Анька скачет по сухому асфальту и немножко звенит – значит, на каблучках серебряные подковы проклюнулись. В работе от подковок особой пользы нет, они больше для удовольствия и укрепления сил – как аскорбинка во время лихого весеннего авитаминоза. Приятно слушать это тихое цоканье. Признало имущество хозяйку: у нас настоящая ведьма растет!

– Сейчас красный загорится, ты чего стоишь! – Аня ступает на белую полоску зебры, как фигуристка на лед.

Я закуриваю, прячу в сумку сигареты. Замочек никак не хочет защелкнуться. Нервничаю. А зря: сейчас середина рабочего дня, Марфа вкалывает в каком-нибудь офисе, света белого не видя. Мы приедем к пустой квартире, постоим у дверей и вернемся обратно. А там надо Аньку за уроки усадить и закончить разбор сомнительного имущества. И Ленке перезвонить, мы прервались на самом интересном месте…

– Женя! – Голос Анюты звучит с той стороны улицы, как с другого берега. Над ее макушкой мигает красным пешеходный светофор. А к остановке уже причаливает нужная маршрутка, та, что идет впритык до Марфиного дома. По проезжей части летят машины. Густой поток, в обе стороны. Так просто не перебежать. Нельзя нам нарушать правила, рисковать мирской жизнью. А водитель маршрутки уже закрыл двери. Сейчас частника поймаем, ничего страшного, так даже лучше, все одно – впустую съездим.

Анюта перестает подскакивать вместе со своим невесомым перегруженным рюкзачком. Она внимательно смотрит на шофера нужной нам «газельки». Губами не шевелит, но брови хмурит, придумывает что-то.

– Твою мать! – откликаюсь я, глядя, как водитель замирает за рулем в тихом оцепенении. Дверца маршрутки плавно отъезжает в сторону.