Вторая смена - Лариса Романовская (2014)

На экране фото размером с сигаретную пачку. Эту отраву, сибирскую язву, бубонную чуму на оба наших дома прислали Аньке в электронном конвертике. Со снимка-крохотули на меня смотрит Марфа. Красиво смотрит, вызывающе радостно. Голое плечо торчит из выреза блузки, на губах помада, на ресницах – тушь. На стене за ее спиной – киношная афиша. «Коралина в стране кошмаров». Свеженькая: «Смотрите на экранах с 25 апреля».

– Да. Это твоя мама. – Сперва я отпиваю чай, а потом подписываю себе приговор.

Начинаю обратный отчет: секунда, две, четыре, десять. Девять, восемь, семь. Сейчас моя семья рухнет. Сейчас Анька узнает, что мы ее обманывали.

– Она же тут не мертвая, правда? – Анька поворачивается так, что пряди вспархивают с плеч. Надо же, косички расплела. А волосы-то погуще стали, растет девочка.

– Нет… – выдыхаю я. У меня есть минута или две. Можно даже покурить, например.

– А тогда почему она меня не узнает? – Анька тыкает пальцем в экран, потом складывает руки на столешнице. Падает на них щекой и тихонько подвывает: – Чита-а-ай…

Под лубочным Марфиным изображением и вправду есть что читать. Целых девять слов. Каждое как выстрел. Хоть и холостой – а все равно в цель.

«Пользователь Марина Собакина отказывается добавлять вас в свой список знакомств».

– Анька, что это за чушь?

– Это не чушь, это мама. Ма-ма!

Синие буквы на белом фоне. «Пользователь Марина Собакина прислал вам 1 сообщение». Маленькая копия фотоснимка выглядит насмешкой. Спокойные фразы издевательством. «Солнышко, ты, наверное, перепутала меня со своей мамой. Тут часто встречаются тезки. Ничего страшного». Марфа поставила в конце письма смайлик.

– Где ты ее нашла? – спрашиваю я. Ни Аньке, ни мне это не поможет, но надо знать, на всякий случай. Вдруг еще кому-то придется прятать погибшую ведьму среди мирских.

Белая стрелочка криво идет по экрану. «Клуб Собакиных. Однофамильцы, вам сюда!» Анька и ее родная мать – действительно однофамильцы. Не более того. В сообществе любителей Собакиных – 4034 человека. Население четырех-пяти блочных домов. Двор. С соседями по двору можно месяцами не видеться.

– Я ей позвонила… – Анька перемещает ладонь с мышки на мобильник. Они оба серебристо-серого цвета – как выкрашенные по весне столбики кладбищенской оградки: – А там телефон заблокирован. Наверное, мама номер поменяла. Папа же мне купил новый телефон. Вот и она себе купила.

– Наверное, – киваю я. Это страшно, вот так звонить: каждый гудок как удар сердца. А трубку никто не снял. – Анька, не бойся, хорошо?

– Ты со мной пойдешь? – Она теребит меня за рукав.

– Пойду. А куда?

– На ту квартиру, где я раньше жила. Давай маму встретим и с ней поговорим? Она меня увидит и все вспомнит, – обещает мне Анька. Я сама в это верила, если честно. До тех пор, пока у Марфы в гостях не побывала, с фотоаппаратом наперевес.

– Женька, я все уроки на продленке сделала, кроме английского! Я потом доделаю, пошли сейчас, пожалуйста?

Я трясу головой – словно ставлю мозги на место. И объявляю привычным, раздраженно-деловым тоном:

– Ань, у меня сегодня работы выше ушей. Если отпустят, то съездим, а если нет – то потом.

– А ты ее тоже вечером сделай. Попроси, чтобы тебя отпустили.

Я выхожу из комнаты. Номер Старого приходится выколупывать из записной книжки мобильного, во входящих и исходящих он у меня давно уже не значится.

– …недоступен. Оставьте сообщение, – увещевает меня механическая барышня.

– Она все знает… про маму. Хочет к ней домой. Что мне делать? – шиплю я, прикрывая мембрану ладонью. Потом давлю клавишу «Отбой» и громко говорю дальше: – Добрый день, это Озерная беспокоит! Мне очень надо отъехать с участка на пару часов, по семейным обстоятельствам. Можно?