Вторая смена - Лариса Романовская (2014)

– Ну и хорошо, – кивает Ленка. – Не люблю, когда живое в чем-то виновато. А остальное, то, что ты у Марфы из дома брала, оно тоже нормальное?

– Ну… – Я наконец озвучиваю то, из-за чего я решила выдернуть Ленку по скайпу. – Я все, что у меня в моей комнате было, уже посмотрела. А к Аньке без спросу…

– Но ведь для дела нужно, – говорит Ленка. – Это форс-мажор, Дусенька.

– Это трындец.

Я прикладываю к веб-камере листок бумаги – ярко-розовый, с дырчатым краем. Почерк там корявенький, неустоявшийся. Но буквы можно разобрать. «Я тебя неновижу и хочу что бы ты умерла праклятая ведьма!!!!»

Четыре восклицательных знака свидетельствуют о серьезности намерений. Ошибки – о том, что это послание ученица второго класса сочиняла в сильнейшем душевном раздрае.

– Жуть какая! – виновато улыбается Ленка.

– В письменном столе нашла. Там тетрадки, ручки. А на них – вот эта прелесть.

– Может, она это раньше написала? Ты сама всякую макулатуру хранишь по сорок лет.

– По семьдесят. Все равно неприятно, понимаешь? Тем более я ей высказать не могу, я без спросу рылась. Мы с ней сейчас не цапаемся почти. Один раз только поругались, когда она мне соврала, и все… Правда, Анька школу прогуляла на днях. В смысле, лицей этот свой. Но я бы на ее месте тоже так. Весна вокруг. Какая там учеба?

– Ну я же вот занимаюсь, – оправдывается Ленка.

Я душу в себе едкое: «Сравнила? Ты взрослая баба, тебе сто тридцать лет. У тебя этих весен было!»

– Дусь, а покажи еще раз ту записочку Анину?

Ленуська смотрит на кривые строки, молча шевелит губами, потом выдает:

– Вот чую, тут что-то неправильное…

– Конечно, неправильное. За что меня ненавидеть-то?

– Да я не об этом. Как-то она выглядит странно, эта бумажка.

– Наверное. Слушай, а мы с Афонькой у тебя на участке были. Собак гоняли. Представляешь, у меня хвост потом никак не проходил. Часа три еще с ним моталась.

– Да ты что?!

Себя-собаку, девицу-жертву, галантного до идиотизма Фоню и даже противную Тамару я изображаю в лицах и подробностях, просто как живых. Ленка радуется этому маленькому представлению. Сияет глазами изо всех сил, как юный зритель на спектакле. Аккурат до тех пор, пока я не озвучиваю диалог между этой сушеной занудой и нашим Фонечкой.

– Ну надо же, – морщится Ленка. – Поставили замену. Турби́на – и на моем участке!

Я зачем-то оглядываюсь на закрытую дверь:

– Слушай, а Турбина не могла мне свинью подложить? В смысле, закладку.

– Думаешь, она про такое знает? – чуть высокомерно замечает Ленка. – У нее же воспитание совсем мирское, откуда ей…

– Ну ты вспомни, как она училась. Вцеплялась в книги, как волкодав.

– Или сейчас на лекциях узнала. Под Перестройку чего только не рассекречивали, теперь по Темным аргументам спецкурс есть. У нас в Семьестроительном точно читают, я расписание видела…

– Да иди ты!

– Спасибо, Дусь, тебя туда же. А я серьезно.

– Так, может, у меня и хвост из-за общения с Турбиной не стал отваливаться?

– Тогда уж не у тебя, а у Афоньки.

– Шестьдесят лет прошло… Даже больше.

– Ну мало ли, – вздыхает Ленка. – Она же как мы все-таки. Любит точно так же.

Ох, ну вот чья бы корова мычала! Ленка даже после спячки продолжала страдать по своему Сенечке Стрижу, только нынешней зимой остыла, так и то не факт.

– Ленусь, а у тебя как вообще дела на личном фронте?

– Потом расскажу, – вздыхает Ленка. – Я про Турбину думаю.

Значит, кисло и тухло все у Ленки. Не надо пока с вопросами лезть.

– Думай, думай. Я на твой… на ее участок загляну. На всякий случай. Такое ощущение, что она нас с территории гнала, потому что боялась, что мы там чего-то найдем.

– Ведьма первый раз участок получила. Любой бы на ее месте нервничал. Себя вспомни…

– У меня первый участок тихий был. До четырнадцатого года. Потом забурлило.