Когда порвется нить - Никки Эрлик (2022)

Было шумно, буйно и радостно. Праздник жизни. Час нетронутого единства. В каждом городе, в каждой стране, на каждой площади люди высовывались из окон, выходили на балконы, забирались на крыши, хлопали, кричали и стучали по перилам.

Для нации, для мира, которому не составляет труда развязывать войны, нагнетать страхи и держаться в стороне, они не разучились собираться вместе.

МОРА

Позже, на следующее утро, Мора поймет, что это случилось идеально, почти смехотворно, вовремя. Что-то, возможно судьба, позволило им насладиться минутами единения на Таймс-сквер, блаженно и восхищенно, прежде чем началась паника.

Видео закончилось всего за несколько минут до этого, и люди на улице и в окнах наверху еще кричали и ликовали, когда лицо Леа стало пепельным.

– Ты в порядке? – спросила ее Мора.

– Похоже, у меня только что отошли воды.

В считаные секунды Мора сплотила группу, образовав вокруг Леа круговой щит и протискиваясь сквозь людские заросли. Но толпа была плотной, празднующие ни на кого не обращали внимания, и двигались они невыносимо медленно. Бен торопливо набирал номер брата и родителей Леа, а Мора не сводила глаз со своей бедной беременной подруги, которая пыталась держать себя в руках, пока схватки пульсировали в ее теле.

– Пожалуйста, вытащите меня отсюда! – взмолилась Леа. – Я не хочу рожать в кафе «Хард-рок»!

– Всем вперед! – крикнула Мора. – Она рожает!

После мучительно долгих минут – потом они будут спорить о том, сколько времени простояли на Таймс-сквер, – они пробились на край толпы, и Карл поймал такси.

Когда рядом с ними остановилась машина, Бен и Террелл осторожно усадили Леа на заднее сиденье.

– Я не могу поехать одна! – крикнула она.

Члены группы обменялись быстрыми взглядами, прежде чем Мора, увидев брезгливо искривленные губы и испуганные глаза своих друзей, быстро проскользнула на заднее сиденье такси, давая указания водителю.

Большую часть поездки Леа пыталась заглушить крики, пряди волос уже прилипли к мокрому от пота лбу. Без косметики, с румяными щеками, Леа выглядела такой юной, подумала Мора. Совсем девчонка. Казалось почти несправедливым подвергать ее такой боли.

– Просто дыши, – спокойно сказала Мора, не совсем уверенная в том, что это правильно.

– Кто-то звонил мне… ах, – слова Леа утонули в стонах.

– Вся твоя семья уже в пути, – ответила Мора, потирая руку Леа с побелевшими костяшками пальцев, которая, казалось, навсегда прикипела к ремню безопасности.

– Все это забудется, зато они появятся на свет, – стонала Леа, положив руки на живот. – И мы будем их очень любить.

Мору на удивление тронула уверенность девушки, любовь, которая уже струилась из нее. Ничто в нынешних страданиях Леа нельзя было назвать привлекательным, но странная мысль все же мелькнула в голове Моры. Что, если они с Ниной кое-что упустили?

В редкую минуту передышки от боли Леа прошептала:

– Я так счастлива, что могу сделать это для своего брата. Он всегда был так добр ко мне и… из него получится отличный отец. Они оба такие. И несмотря ни на что… – Леа наклонила голову к животу, – я навсегда останусь в их семье.

Но красоту момента разрушила новая схватка, во время которой Леа сжала руку Моры.

– Мы почти приехали, – сказала Мора. – Тебе скоро дадут обезболивающие.

Леа энергично покачала головой.

– Никаких обезболивающих.

– Ты с ума сошла?

– Я хочу почувствовать его, – задыхаясь, сказала Леа.

– Но ты собираешься вытолкнуть из своего тела двух младенцев!

– Я просто хочу знать, правда ли это.

– Правда ли, что это больно? – спросила Мора. – Думаю, ты уже получила ответ.

Леа наконец-то улыбнулась, ее губы потрескались.

– Правда, что я слышала, – сказала она, – что это чертовски больно, когда все происходит, но, когда все закончится, боль мгновенно забывается.