Когда порвется нить - Никки Эрлик (2022)

Прошло несколько недель с тех пор, как Джек в последний раз присутствовал на мероприятиях предвыборной кампании. Тетя лично сообщила ему эту новость, отстранив Джека от участия во всех будущих мероприятиях и предрешив его судьбу неудачника. Отца Джек изредка видел – пока Энтони не было рядом, – но он начал понимать, что семья, которую он теряет сейчас, не стоит того, чтобы по ней тосковать. По крайней мере, больше не стоит. Может быть, когда дедушка Кэл был жив, Хантеры еще выступали за храбрость и страну, но с Энтони и Кэтрин у руля это был чистый эгоизм, победа любой ценой. Хавьер был единственным, кто действительно достойно продолжал наследие Хантеров, посвятив всю свою жизнь служению, несмотря на несправедливость короткой нити.

Перед тем как покинуть квартиру Джека в последний раз, Кэтрин даже попыталась оправдать своего мужа.

– Послушай, Джек, я знаю, что тебе невероятно тяжело, – сказала она. – Но ты должен мне поверить, твой дядя знает, что не все коротконитные плохи. Он просто пытается защитить нас от тех, кто опасен.

Защитник Энтони. Хранитель длиннонитных. Человек, который будет оберегать Америку и будет править железной рукой.

В последнее время кое-что изменилось, отрицать это было невозможно. И быть может, то, что Джек прервал митинг своего дяди, сыграло в этом не последнюю роль. «Но Энтони по-прежнему не остановить, – думал Джек, – сколько бы раз ни набирали на клавиатуре #СплетенныеВместе, каким бы масштабным ни было это загадочное событие, какие бы надежды ни питал Джонсон».

И все же невероятно, что одно подлое, но умно построенное выступление – речь Энтони со своей нитью в июне – за последние полгода создало невероятный ажиотаж. А тем временем перестрелки и взрывы пугали людей, показывая, что никто не может чувствовать себя в безопасности, когда неудавшаяся стрельба на Манхэттене превратила Энтони в героя, когда короткая нить Уэса Джонсона сделала его слабым в глазах избирателей и когда многие из обиженных жизнью длиннонитных послушали Энтони и наконец-то почувствовали себя сильнее за счет своих братьев-коротконитных.

Разве сможет это новое движение, только набирающее силу, обратить эту волну вспять?

Когда все гости вечеринки выпили по рюмке текилы, Джек и Хави остались одни.

– Я собирался позвонить, – сказал Хави. – Но нас так завалили учебой. Это мой первый отпуск за несколько месяцев.

– Похоже, все идет очень хорошо, – заметил Джек.

– Так и есть, – улыбнулся Хави. – Ну и как, сильно разозлился твой дядя после того, что ты сделал?

– Я думаю, он полностью отказался от меня как от своего племянника, – сказал Джек. – Но, по крайней мере, он перестал говорить о моей нити.

Хави кивнул.

– Знаешь, однажды ты сказал мне, что я в два раза лучше тебя, но для того, что ты сделал, бесспорно, нужны стальные нервы, – проговорил он, смеясь.

Отголоски их ссоры все еще витали в воздухе, придавая словам оттенки неловкости, которой раньше не было, и Джек задавался вопросом, вернется ли когда-нибудь все на круги своя, к той гладкости и легкости, которая возникла между ними в первые дни дружбы.

– Слушай, а тот старый бар для ветеранов не где-то здесь? – спросил Джек. – Не хочешь выпить пива?

Они незаметно взяли свои пальто и выскользнули через парадную дверь.

Всего в нескольких кварталах находилась старинная пивная, со стенами из темного дерева, темно-зелеными кабинами и всевозможной военной атрибутикой, свисающей с потолка. Заведение посещали почти исключительно ветераны боевых действий, и всякий раз, когда Джек и Хави входили в бар в своей форме или в старом облачении, еще с академии, их приветствовали, приподнимая фуражки и поднимая кружки. Хави был в своей армейской куртке, так что сегодняшний вечер не станет исключением.