Полиция памяти - Ёко Огава (1994)

Точнее, даже не он. Скорее уж, это походка женщины. Что же за отношения у нее с ним? Знает ли она обо мне? Эти вопросы проносятся в моей голове как вихрь. И я вдруг понимаю, что, кроме него, в эту комнату не входил никто и никогда. И что даже я, проучившись у него столько лет, никогда не пыталась взойти на вершину башни.

Я прислушалась к шагам. Женщина, это факт. И притом молодая. На ступеньках спотыкается, каблуки высокие, на каблуках — черные пластиковые набойки.

Шаги ее застыли в нерешительности. Словно она боялась того, что может найти на вершине этого бесконечного лестничного пролета. Но чем ближе она подходила к двери, тем паничнее становилась пауза между шагами. Как будто она даже не испугана или не растеряна, а просто ей все осточертело, особенно после такого подъема. Вот она уже стоит за дверью. И стучит три раза.

Тук, тук, тук.

Я сижу на полу, стиснув руками колени. И впервые слышу, как сухо и бесстрастно может скрипеть эта дверь. Ведь сам он открывает ее агрессивно, громыхая всеми своими ключами.

Так не сейчас ли — идеальный шанс убежать? — мелькает в моей голове. Может, какая-то из учениц учуяла что-то странное в стуке сверху? Или пришла сюда из банального любопытства? Даже не подавая голоса, я могла бы сейчас забарабанить в дверь и дать ей понять, что я существую. А она бы, само собой, побежала за помощью в церковь или вызвала полицию. Попыталась бы выломать замок или как-то еще помочь мне. В любом случае, я бы точно вырвалась на свободу…

Но я все сижу в углу, не способная даже пошевелиться.

Сердце стучит как бешеное, губы дрожат. Капли пота бегут по лицу.

«Ну давай же, быстрее! Или она уйдет!!» — кричу я в своей голове, почти готовая сорваться с места. Но что-то меня удерживает.

«Нельзя, — сказал кто-то. — Ты должна сидеть тихо и неподвижно».

Как я объясню ей, кто я такая и что здесь вообще происходит? Что я могу показать ей так, чтобы она мне поверила? Горы пишущих машинок и свой голос где-то там, между ними, который еще можно найти, если поискать?

Другая «я» продолжает задавать эти страшные вопросы. Я зажимаю уши ладонями, прячу лицо в коленях.

Вырваться во внешний мир… Где взять на это смелость?

* * *

Сколько я так просидела, не помню. Она погремела ключами, повертела ручку, повздыхала, но, вконец разочарованная, отступила от двери прочь. Ее каблучки зацокали по спирали все ниже и ниже. Она исчезла, а я все сидела и думала о том, что же это было. Может, если хоть чем-нибудь обо что-нибудь постучать, она еще вернется?

Выглянуть в большой мир из щели под циферблатом мне захотелось уже ближе к вечеру. Разумеется, никого, кто мог бы стучать в эту дверь, я внизу уже не увидела. В церковном саду было полно народу — ученицы дневных занятий перемешивались с вечерницами. Но все они были просто сгустком теней, и я не могла разобрать, чем они все отличаются друг от друга. Лицами? Одеждой? Обувью? Все выглядело размытым, и только он сидел на краю газона, в самом центре этой толпы, и рассылал своим собеседницам улыбку, от которой кололо в глазах.

А вечером он пришел — как всегда, в своих странных одеждах. Хотя на этот раз все же поскромней, чем обычно. Ткани совсем неброские, без лишних украшений, швы довольно грубые. Я ощутила легкое разочарование.

— Тебя сегодня кто-нибудь навещал? — спросил он отрывисто.

Я вздрогнула и выронила одежду, которую он только что принес мне. Откуда он это узнал? Если знал о визите этой дамы заранее, почему не остановил ее? Или не хотел раскрывать чужие секреты?

Окончательно запутавшись, я опустила голову.

— Кто-нибудь стучал в дверь? — спросил он. Я едва заметно кивнула. — Но тогда почему ты не попросила о помощи? — деловито уточнил он, собирая раскиданную по полу одежду. — У тебя было много способов дать ей понять, что ты здесь. Ты могла постучать в ответ, постучать креслом об пол или размозжить о стену любую из этих машинок…