Полиция памяти - Ёко Огава (1994)

Но как же он все-таки собирается объяснять, что у нас в багаже? Скорее всего, они сразу же усомнятся, скульптуры ли это вообще. Для таких, как они, абстрактное искусство подозрительно уже само по себе. А если они доберутся еще и до разбитых статуэток… Мы, конечно, уложили все битое ближе ко дну. Но если офицеру придет в голову копнуть поглубже, а то и перевернуть поклажу вверх дном, нам конец. И убегать будет некуда. Я попыталась сглотнуть, но во рту было так сухо, что язык приклеился к нёбу.

Наша очередь стремительно приближалась. Локомотив испустил протяжный вой. Пассажиры вокруг были как на иголках: отправление все откладывалось, а солнце опускалось все ниже. Какого черта их мурыжат так долго в этой глуши, срывая все дальнейшие планы? Я же всем этим людям только завидовала. Какие бы обязательства у них сейчас ни нарушались, их жизням не угрожало то, что лежит у них в багаже.

— Следующий! — выкрикивал офицер. Без лишних слов и без всякого выражения на лице. По окончании проверки пассажиры хватали свой багаж незастегнутым, после чего их сразу выталкивали на платформу. Вот перед нами осталось лишь трое. Вот только двое… Мы со стариком прижались друг к другу плечами.

— Что вы себе позволяете?! Мы опаздываем уже на час!! — закричал стоявший перед нами фермер с бамбуковым коробом, как только его очередь подошла.

Все оставшиеся тут же окаменели. Никто и вздохнуть не смел. Что он, с ума сошел — говорить в таком тоне с офицерами Тайной полиции?!

Но фермер не унимался:

— Я доставляю продукты на ужин вашему начальству! Каждое воскресенье, никак не позже пяти! И опаздывать мне строго-настрого запрещено, так что из-за вас виноват буду я! Или вы не знаете, что бывает, когда полицию заставляют ждать?! Срочно звоните начальнику столовой вашего штаба! И скажите ему, что я задержусь не по своей вине, а из-за вашей бесконечной проверки!..

Все это он выкрикивал, пока не выпустил из себя весь воздух, тыча в нос офицеру пластиковым пропуском, который носил на шее. Не успел он закончить, как девушка позади нас прижала ко рту платок, сделала неуверенный шаг в сторону и повалилась наземь.

— О боже! — вскрикнула ее мать. — У нее малокровие! И слабое сердце… Помогите же, кто-нибудь!!

Старик тут же сунул свой рюкзак мне и бросился поднимать упавшую. Оставшиеся пассажиры собрались вокруг нас, не понимая, что происходит, и вся очередь смешалась в кашу. Упрямый фермер продолжал костерить полицейских.

— Внимание! — неожиданно рявкнул старший офицер, поднимая руки и даже не глядя на болтливого фермера. — Всем приготовить пропуска! Показывать так, чтобы всё было видно! После проверки — немедленно в поезд!!

Мои бедные пальцы уже ломило от тяжкой ноши, но я тут же достала пропуск из кармана пальто. Старик же держал на руках больную девушку и потому велел ее матери достать пропуск из его брюк. Не прошло и минуты, как все оставшиеся пассажиры скопом просочились через ворота, лишь мельком показывая пропуска и вообще не открывая багажа. Выполняя приказ — и дико боясь, как бы он не поменялся, — мы тут же понеслись садиться на поезд. Девушка на руках у старика все бормотала какие-то извинения. Не успели все рухнуть на свои места, как поезд тронулся.

* * *

Поужинать в тот вечер нам удалось лишь в одиннадцатом часу. На пересадочной станции мы простились с девушкой и ее матерью, пересели на скорый и доехали до центрального вокзала. А оттуда уже добрались до дома на автобусе. За весь обратный путь мы не сказали почти ни слова. Что поезда, что автобус были набиты битком, и болтать желания не возникало, да и радость от нашего чудесного спасения, похоже, высосала из нас все остальные эмоции. Старик, который в трудную минуту всегда оставался тверд как алмаз, был так изнурен, что даже не мог сидеть ровно.