Полиция памяти - Ёко Огава (1994)

Так мы стучали по очереди, передавая друг другу молоток, — пока один из нас пытался подгадать силу и угол ударов, другой подглядывал в щель двери прачечной за всем, что творилось снаружи. И как только кто-нибудь появлялся, мы тут же переставали стучать.

В итоге оказалось, что буквально в каждой из статуэток было спрятано по предмету, никак не похожему на остальные. R называл их изделиями. Одни изделия совсем крохотные, такие, что не сразу заметишь, другие обернуты в промасленную бумагу, третьи очень странной формы, голову сломаешь, пока разглядишь. Самые разные: черные, шипастые, крылатые, прозрачные, пушистые, блестящие…

Как с ними обращаться, мы понятия не имели. Можно ли брать их руками или сломаются? Не лучше ли пользоваться пинцетом? Можно ли оставлять на них отпечатки? Все, что нам удавалось без сомнений и опасений, — это лишь разглядывать их со всех сторон.

— Просто не верится, что они пролежали где-то целых пятнадцать лет, — сказал старик. — На вид такие свежие, нетронутые…

— Верно, — согласилась я. — Может, как раз потому, что уже исчезли?

Изделий из хижины было больше, чем когда-то хранилось в старом комоде под лестницей. Значит, некоторые из них даже в те времена мама держала где-то еще? Чем больше я вглядывалась в изделия, тем явственней отличала те из них, что встречала в ящиках комода, от тех, что раньше не видела. И где-то на задворках памяти, очень смутно и призрачно, всплывали истории, которые о них рассказывала мама. Вот только о чем были те истории, я вспомнить уже не могла. Омут памяти уже засосал их в свою пучину.

* * *

Все извлеченные изделия мы доставили в убежище на большом подносе. R уже ждал нас, нетерпеливо переминаясь под стремянкой со счастливой улыбкой на лице.

— Мы боялись, они сломаются, если нести в мешке, — сказала я. — Так что принесли на подносе.

— Право, не стоило с ними так церемониться… — пробормотал он, окидывая радостным взглядом все, что мы с такой бережностью до него донесли.

В убежище было слишком тесно, чтобы выгрузить все изделия в каком-то одном месте, и мы расставили их на полках, а что не влезло — вдоль стены на полу. Осторожно, стараясь ни на что не наступить, мы пробрались к кровати и сели.

— Просто сон какой-то… — признался R. — Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу их столько сразу… О! И этот здесь? У меня был точь-в-точь такой же! Но когда такие исчезли, отец его сжег… А вот эта стоила бешеных денег. Ее стоит беречь как большую ценность! Хотя теперь и не знаю, найдется ли покупатель, даже пожелай мы ее продать… Ох! А вот эту, потрогай вот эту! Не бойся, смелее. Приятно, скажи?.. Как же здорово, что твоя мама все это сберегла! Мы должны быть очень ей благодарны…

Он говорил без умолку, взахлеб. Брал в руки одно изделие за другим и подробно объяснял все, что помнил о нем: как им когда-то пользовались, как оно работало и так далее. Мы со стариком слушали, не успевая вставить ни слова.

— Я просто счастлива, что вы им так радуетесь… — сказала я, едва он закончил все объяснения и перевел дух.

— Да при чем же тут я? — встрепенулся он снова. — Все эти вещи прежде всего нужны вам самим!

— Хм-м-м?.. — задумчиво протянул старик.

— Я уверен, они помогут вашему сердцу измениться. Даже слабое, нечаянное прикосновение к ним может вызвать фонтан эмоций. Эти вещи воскресят вашу память!

Мы со стариком переглянулись и опустили глаза. О том, что R так скажет, мы, конечно, знали заранее, но едва он это произнес, не знали, что и ответить.

— Но, э-э… — протянул старик, с трудом подбирая слова. — Даже если мы что-нибудь вспомним… Что с этим делать дальше?

— Что делать с воспоминаниями, каждый решает сам. Тут никаких правил нет, — ответил R. — Внутри нашей памяти мы все абсолютно свободны.