Янтарные глаза - Вилма Кадлечкова (2013)

На полу коридора она увидела темный силуэт лежащего тела. Фиона вздрогнула от испуга, когда осознала, что это Прастарая. Она понятия не имела, как распознать смерть, но, когда прикоснулась к телу, оно не показалось ей холодным или окоченевшим. Она взяла ӧссеанку под руки и потянула к свету. Старуха была хрупкой и довольно миниатюрной, и все же Фионе стоило немалого труда выволочь ее по круто поднимающемуся полу в зал. Фионе не хотелось думать о том, как ей придется тащить ее вверх по лестнице. Пальцы скользили по стеклянистому слою чего-то скользкого, покрывающего кожу и одежду Прастарой. Запах плесени и грибов лишал Фиону сил.

Наконец они обе оказались в храме. Фиона увидела белые полосы мицелия, которые покрывали Прастарую, как кокон липкой паутины. «Рё Аккӱтликс!» – простонала она тихо. Мицелий был на лице Прастарой. Во рту. На глазах.

Фиона полезла в сумочку за салфетками и вытерла ей лицо. При этом она с испугом заметила те же белые пятна на кружеве своей блузки, но бояться, что гриб захватит и ее, было некогда. «Рё Аккӱтликс, можно ли надеяться, что Прастарая еще жива? Как ей помочь?» – лихорадочно думала она.

– Мать? Ты меня слышишь?

Неожиданно Прастарая сипло вздохнула. Пошевелилась. Открыла глаза. Фиона подсознательно уклонилась от вспышки трёигрӱ.

– Фиона, – пробормотала Прастарая.

Ее рука – костлявая когтистая лапа в блестящей вуали гифы – с трудом поднялась и вцепилась в рукав Фионы. В этой хватке было удивительно много силы.

Фиона затряслась от ужаса. Когда она склонила над ней голову, то отчасти ожидала, что случится что-то жуткое: что плазмодий гриба, пожирающий тело инопланетянки изнутри, вдруг рванется вверх, захватывая и ее… но пугающим стало другое.

– Фиона. Дочь моя, – выдохнула ӧссеанка. – Послушай меня внимательно. Тебе нельзя лететь на Марс. Скажи этому фаллоносцу на работе, что не полетишь. Не ищи чужака. У меня только что было видение. – Она запнулась: – Это не воля Аккӱтликса. Держись от него подальше.

Глава четырнадцатая

Очередная душа дома

Пятница. Пинки бросила на пол такси сумку с вещами для тренировок, откинулась на спинку сиденья и вытащила помаду. «Ну не дура ли ты? Тебе тридцать три! Стоит только разделить на два, и становится ясно, что у Лукаса было почти двадцать лет на то, чтобы проявить интерес к твоей персоне. Думаешь, он просто не успел набраться духу?» Но издевки над собой не помогали. Пинки причесалась. И дрожащими пальцами набрала на нетлоге номер Лукаса.

На другом конце провода царила тишина. Сигнал сообщил ей, что устройства нашли друг друга в Сети. Но Лукас не брал трубку.

Пинки нервно прислушивалась к гудкам. «Который час? Может, отменить звонок?» В этот момент дисплей резко потемнел, приобретя темно-синий оттенок, настолько темный, что граничил с фиолетовым. На этом сдержанном фоне появился серебристо-белый ӧссенский знак. У Пинки для той же цели на нетлоге был забавный розовый кролик на плазменных лыжах, талисман олимпийских игр, на которых она когда-то выступала. Она посылала его людям, когда не хотела, чтобы ее видели. Говоря коротко, она была из тех, кто предпочитает веселые картинки и плюшевые игрушки. А Лукас был не из таких. Ее взгляд устремился на холодное, непостижимое ӧссенское совершенство, которое он избрал – истинное олицетворение свойственной ему изящности и необузданной элитарности, – и в ней зародилось чувство, будто она смотрит на рыцарский щит, на герб на его доспехах. Нет, в этот зáмок никто не проникнет.

В тот же момент до нее донесся звук, от которого по телу пошли мурашки: резкий вдох, больше напоминающий сдавленный крик.

– Пинки?.. – произнес Лукас до того, как она успела задуматься.

Он говорил очень тихо. Его хриплый напряженный голос скрипел у нее в ушах, как стекло под подошвой.

– Что случилось? – выпалила она.

– Ничего такого… – выдавил он.