Янтарные глаза - Вилма Кадлечкова (2013)

Если Хильдебрандт догадался, что Фомальхива – это Хиваив, все остальное он легко мог вычитать из священных ӧссенских книг. «И восстанут те, что создают материю мыслью, – говорилось в Книге Запретных направлений. – На планете Хиваив, верой нетронутой, будут править кривыми Пространства и Времени». Далее следовал список глееваринских способностей, которыми обладают еретики с Хиваив. Сын Джилеӓса либо знал все это наизусть, либо, по крайней мере, знал, в каком томе найти. Стоило лишь переписать. Затем, очевидно, он отправился в храм, связался с Д-альфой и проверил свои предположения. И, конечно, сообщил об этом своему начальству. «Глава Совета знает о фомальхиванине».

Маёвёнё задумчиво смотрела на потемневший экран. Она хорошо помнила старого Джилеӓса, неравного друга бывшего земного верховного жреца, самозваного толкователя таинств Церкви; сыщика без угрызений совести и ученого без смирения, отмахивающегося устаревшими тезисами позитивизма, которыми как палицей он пробивал себе путь в самое сердце ӧссенских тайн. Ей не нравились его надменность и высокомерие. И сын был из того же материала. Она встречала Лӱкеаса Луса всего два раза в жизни, но было очевидно, что у него нет ӧссенского сертификата и что он никогда его не получит. Что же с ним сделать, Рё Аккӱтликс, сколько времени и труда потребуется, чтобы вытянуть из него хоть какую-то информацию?

Она усмехнулась. И все-таки сломить можно любого. Просто обычно гораздо удобнее взять орех с тонкой скорлупкой. А лучше всего, когда орехокол держит в руках кто-то другой.

Для начала – медианты.

Она закрыла базу данных Совета и открыла другую, частную.

Глава шестнадцатая На огненной дороге

Это место находилось высоко над городом, высоко над облаками и миром. Лукас перегнулся через перила. Его глаза скользили по длинной полосе огня, терявшейся в тумане и темноте, – по реке лавы в невидимой сети энергетических полей, поднимающейся над холмом и круто падающей в долину; и его разум следовал за этим зрелищем в диком головокружительном полете. Он поддался опьянению. Желанию. Гибели.

«Язык чистой плазмы простирается над бесконечной пропастью, возвышается над ущельем, тянется к тебе… протянулся из дальней дали к подошве твоих ботинок». Лукас слышал его зов каждой клеточкой тела, чувствовал его подавляющую силу. Она вибрировала у него в голове.

«Прыгай».

Лукас наклонился еще ниже. Смерть от огня. Опьяняющий, пронзительный ужас долгого падения. Это была точка хрупкого равновесия, балансирование на грани. Под его пальцами скользила облупившаяся перекладина железного ограждения, огибавшего всю смотровую площадку. Он чувствовал ее холод. Как она хрупка. Как совсем не защищает от этого голоса. Как она ничего не значит.

«Ты боишься, Лус? Всего лишь четыре месяца, два десятка недель – порядка ста дней, сто`ят ли они чего-нибудь? Если так – то неисчислимо мало.

Ты просто выбираешь способ.

Некоторые из них лучше.

Прыгай!»

– У нее такой же стиль, как у Донны, – прозвучал голос Пинки поблизости. – Но немного перебарщивает с дугами. Но в целом неплохо, а? Учитывая, что ей всего тринадцать!

Лукас рассмеялся. «Смерть от огня?» Его рассмешили свои же собственные мысли. То, что плазменная дорога горит, – это, конечно, лишь иллюзия. Цветной эффект, особое преломление света, сменяющиеся оттенки алого и оранжевого при взаимодействии трассы и лыж. Для зрителей совершенно безопасно, безвредно. На самом деле герданская плазма была не теплее воздуха. Но и не крепче. Она разливалась под смотровой площадкой, перетекая в открытом пространстве, будучи совершенно нестабильной поверхностью. Если прыгнуть без лыж прямо на трассу, то просто провалишься сквозь нее, а внизу разобьешься с той же вероятностью, как любой, кто прыгнет с моста.

Опасное развлечение.