Янтарные глаза - Вилма Кадлечкова (2013)

– У тебя впереди большая карьера!

– К сожалению, нет, – констатирует Лукас. – В Медианете есть форумы для болельщиков всех клубов, и там легко можно выяснить, как катаются остальные вне соревнований. Ты прав, я выиграл дважды. Но какой ценой? Нику для хорошей гонки нужен адреналин. Пинки нужно спокойствие. А мне все равно. Я показываю одно и то же время в любой ситуации. Я обогнал ребят, куда лучших лыжников, чем я, потому, что они, в отличие от меня, переволновались. Я выигрываю лишь за счет их ошибок.

Джон переводит взгляд с экрана на Лукаса и обратно.

– Так в этом все и дело! В психике! В нервах! Ты думаешь, что пора заканчивать, потому что не трясешься перед каждой гонкой? – вырывается у него. – Что за ерунда?! Холодная голова – это огромное преимущество!

– Да, возможно, это преимущество, – соглашается Лукас. – Но не фундамент, на котором можно строить всю спортивную карьеру. Я могу гоняться за иллюзией еще несколько лет. Но не стоит лгать самому себе. Я не очень хороший лыжник. Или, если быть более точным – я недостаточно хорош.

Ливень изумленных, ободряющих, добродушных протестов Джона.

– Черт возьми, не неси ерунды, Люк! Ты хочешь забросить все, чего добился? Возьми себя в руки! Ты можешь достичь всего!

Он всплескивает руками, расхаживает по подсобке, фыркает и даже не пытается понизить голос. А над этим потоком речей и беготни плывут холодные глаза Лукаса – неподвижная серость. На мгновение взгляд метнулся в поисках Пинки. Она замечает дрожь подавленных эмоций и в то же мгновение понимает, как ему, должно быть, трудно сделать и сказать что-либо подобное – признаться в чем-то подобном! Она бросает ему ободряющую улыбку, потому что не знает, как еще могла бы помочь. Лукас улыбается ей. На одно лишь мгновение.

– Я не говорю, что уже не к чему стремиться, – тем временем поясняет Джон. – Но твой стиль хорош, Люк. Если будешь больше тренироваться…

– Да, если я буду больше тренироваться, падение будет не таким быстрым, – перебивает его Лукас. – Может, его даже долго никто не будет замечать. Но вместо того чтобы получить фору, я буду прикладывать все больше усилий лишь для того, чтобы компенсировать убытки. На это я не согласен. Гораздо лучше уйти вовремя.

Пинки пробрала дрожь. Она точно помнила не только слова, но и тон и выражение лица: спокойную, неподвижную, непоколебимую решимость. В каком-то смысле эта ситуация очень напоминала сегодняшнюю. И его подход к ней был весьма похожим. «Нет, Лукас совсем не изменился, – поняла Пинки. – Он способен принимать решения, требующие мужества. Он сделал это в восемнадцать – сделает и сейчас». И закономерное суждение, вполне в логике предыдущих: «Если конец неизбежен, а боль постоянно усиливается, то ему, весьма вероятно, пришло в голову, что и сейчас он мог бы… вовремя уйти».

Пинки вцепилась обеими руками в металлические перила. Она почувствовала, как дрожат ее пальцы. «А если я спрошу, не хочет ли он случайно покончить с собой? Что же он мне ответит? А что скажу я? Неужели я буду уговаривать его так же жалобно и глупо, как тогда Джон?»

При мысли об этой неловкой сцене у нее по спине побежали мурашки. Джону Мак-Коли следовало признать доводы Лукаса и отпустить его – она осознала это спустя годы, а вот он не собирался так просто принять это. Когда лобовая атака не удалась, он попытался зайти с флангов – а поскольку тут же наткнулся на то, что резко противоречило убеждениям Лукаса, то терял и терял балл за баллом.

Бойня в Латӧ Ганимед. В конце концов все обязательно к этому сводится, хочешь ты или нет: к проклятым идеологическим спорам.

– Через три недели будет «Ганимед Опен». Ты хоть понимаешь? – настаивает Джон. – Самая важная гонка сезона! Разве ты не хочешь подождать хотя бы до него? Вот увидишь, ты справишься.