Янтарные глаза - Вилма Кадлечкова (2013)

Пинки мгновенно поняла, что безвозвратно упустила возможность о чем-либо спросить. Лукас снова взял все в свои руки, а значит, он точно не позволит ей вернуться к этой теме. Она могла лишь удивляться, как быстро он смог спрятать в себе эту бурю эмоций. Это в какой-то мере было страшнее, чем настоящая вспышка гнева.

Но она решила попробовать запрыгнуть в последний вагон.

– Но ты же сам смог, Лукас. Ты сопротивлялся ему!

– Я с детства жил с ним в одном доме, потому мне было легче, – произнес Лукас беспечно.

Он забрал стакан из ее руки и переплел свои пальцы с ее. Они были действительно страшно холодные.

Этот холод распространялся к ее локтям и далее к плечам. Пинки сидела и смотрела в прикрытые глаза Лукаса, полностью парализованная. Он был ее давней любовью, тем более тайной, потому она имела право на соответствующий спектр сильных чувств. Но на деле она не могла думать ни о чем, кроме того самого письма, своей чудовищной вины, переживая в полной мере ужас от мысли, как с каждой секундой и с каждым прикосновением возможность спасения становится все меньше. Ей казалось, что она тонет, но это была не та искрящаяся пропасть радужных цветов и сладкого головокружения, которую она всегда представляла в отношении Лукаса Хильдебрандта.

Это было черное болото страха.

Глава седьмая

Распитие ӧссенского чая

Пинкертинка лгала ему.

Лукас прекрасно понимал, что за этим скрывается нечто большее. Но он был не в том состоянии, чтобы разбираться. Сегодняшний день был слишком тяжелым. Боль продержалась еще дольше и высосала из него все силы – а затем пришел Рой Стэффорд и отнял все его надежды. Он чувствовал себя совершенно изможденным. Только сила привычки и ожидания Пинки не давали поддаться отчаянию и начать систематически напиваться. Нужно только выспаться – и станет лучше; но сейчас ему не хотелось после такого насыщенного дня бороться еще и со своим прошлым.

А кроме того – он никогда не был таким, как старик! Никогда!

«Без воли, без костей», – звучали в голове его собственные ироничные слова. Лукас вспомнил Роберта Трэвиса, парня из «Спенсер АртиСатс», с которым вел переговоры сегодня днем. Трэвис завалился к ним лично и с большим шумом, чтобы официально расторгнуть с Советом спонсорский договор, а через два часа ушел размякшим как масло. Победа еще не одержана, и Лукас это понимал, но он решил, что теперь, когда дело Фомальхивы в его руках, он прямо с утра займется этим и постарается вернуть Спенсеров назад. «Это лишь сделка, это не считается. Но и тебя я бы смог обработать так, чтобы ты рассыпалась в прах, Пинки, и все мне рассказала, даже не сомневайся! – подумал он, нахмурившись. – Однако, в отличие от старика, мне не хватает той самой несокрушимой внутренней уверенности, что я имею на это священное право».

Лукас поджал губы. Не стоит думать об отце, когда он так устал, иначе от него ускользнет еще какая-нибудь деталь. Зачем ворошить именно это?

Но это было необратимо. Летний день, один из многих. Он прекрасно помнил. Как и Пинки – тот чай.

Бьет по голове как каменный дождь – тупые парализующие удары, волны и звук; зубы сводит, лицо кривится, пальцы неконтролируемо дрожат. Но руки все равно перестаешь чувствовать через полчаса, когда они над головой, так что в целом без разницы, что они там сверху делают. Однако мысль нисколько не приближается к идеальному состоянию отстраненности, сколько бы Лукас ни старался. Дискомфорт невероятно мешает сосредоточиться.

А ведь это цель.