Иезуит - Татьяна Герман (2021)

Три дня Стефанио неотлучно дежурил возле дома Лукреции, но та не появлялась. Закрывшись в своей комнате, она снова и снова переживала ужасную сцену объяснения. Как он мог так лгать?! Негодяй! А она-то, дурочка, поверила, что он аристократ-бездельник, желавший переменить обстановку после пережитого в замке Чейте и потери отца. Может, и не было никакой графини Батори, а Стефанио все выдумал? С него станется!

Но вырвать обманщика из своего сердца девушка не могла. Постепенно ее гнев стихал, и она мало-помалу начала оправдывать Стефанио.

«А что ему было делать? Сознавшись, что он священник, он потерял бы меня. Вот он и пошел на обман, лишь бы остаться со мной».

Она видела Стефанио, стоявшего на противоположной стороне улицы, и ей все труднее было подавлять искушение выйти к нему и поговорить. Она боролась, сколько могла, но к концу третьего дня тоска по возлюбленному толкнула Лукрецию к нему.

— Вот такой план. Ничего другого я не могу предложить. Но обещаю: я буду обожать тебя и малыша, и ты никогда не пожалеешь, что согласилась остаться со мной.

— Да можно ли тебе верить?

— Я уже все объяснил, дорогая. Да ты и сама понимаешь — страсть к тебе перевесила все остальное. Ты же видишь, я не бросил тебя в трудном положении, напротив, сознался ради вас в грехе отцу Бернардо.

Довод Лукрецию впечатлил.

— Значит, нам придется расстаться? — помолчав, уточнила она.

— Увы, милая, дальше мы встречаться не можем. Потерпи, как только закончу обучение, я вызову тебя, и мы будем вместе воспитывать нашего малыша.

— Что ж, выбора у меня нет, — она горько усмехнулась. — Я похожа на того китайского кота из Венеции…

— Какого кота? — не понял Стефанио.

— Есть притча о коте, которого один бедный китаец привез в Венецию и подарил дожу. Кот избавил дворец от мышей, и обрадованный дож наградил китайца золотом. Тот вернулся домой и похвастался соседу богатством. И сосед решил: коли в Венеции так щедро платят за облезлого кота, то за шелка он и вовсе сможет выручить огромные деньги. И повез их в Венецию. Дож был в восторге и предложил за шелка отдать самое дорогое, что у него есть. Продавец, не думая, согласился, и так облезлый кот снова вернулся в Китай.

Стефанио улыбнулся.

— Забавная притча. Ты похожа на кота, потому что снова возвращаешься туда, откуда пришла?

— Да.

— А мне кажется, что этот кот не ты, а я — ведь я оказался совсем не тем, кого ты ожидала.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Лукреция уехала, и Стефанио впал в уныние. Его не радовало ни первенство в учебе, ни походы в «Золотую форель». Он безмерно тосковал по возлюбленной. Мир словно разделился на две части: в одной, яркой и прекрасной, жила она, в другой — серой и безрадостной, помещались все остальные. И теперь Стефанио жил в этой второй половине. Ничто не могло быть хорошим без нее, а самый солнечный день казался мрачным и хмурым.

И еще одна мысль внезапно встревожила его: чем больше он думал о «неизгладимой печати», тем страшнее ему становилось. Как человек, изучавший богословие, он знал — крещение, конфирмация и рукоположение оставляют в душе человека след, который не может исчезнуть. То есть, однажды приняв сан, останешься священником на всю жизнь. Но применительно к себе он задумался об этом только сейчас.

«У всех одна душа и одна жизнь. А у меня? Душа одна, а жизней много. Значит, я теперь до скончания веков не смогу в глазах Господа быть мирянином и должен носить сутану? А крещение? Его нельзя повторять дважды. Меня крестили, когда я родился, а вторично я пошел на это сам, будучи Димитрием. Простит ли мне Господь этот грех?»

Подобные мысли не способствовали хорошему настроению. Чтобы отвлечься от мрачных дум, он все время посвящал учебе.

* * *

Как-то раз Стефанио задержался в госпитале и вернулся поздно. Роберто уже спал, на столе догорала масляная лампа.