Дочь реки - Елена Счастная (2020)

Уже засыпая, в тот миг, когда не можешь скинуть липкие оковы сна, но что-то еще видишь и слышишь вокруг, Гроза поняла, что кто-то зашел к ней в горницу. Но пробыл недолго — и ушел, так ничего не сказав и не сделав, кажется. А утром она нашла на столе синюю шелковую ленту, которую оставила в Волоцке, когда сбежала оттуда. Нарочно оставила — чтобы не вспоминать и не думать о том, кто ее подарил. И вот она вернулась, словно обрывок тонкого речного русла. Лежала на потемневших досках, выделялась на них так ясно, что глаза кололо.

Гроза взяла ее, разглядывая, как первый раз увидела.

— Нет уж, Владивой, хватит… — сказала сама себе или тому, кто как будто услышать ее мог.

И вздрогнула, когда открылась дверь в горницу. Вошла челядинка, неся свернутые исподки, недавно выстиранные и высушенные. Девушка коротко и чуть вопросительно взглянула на Грозу: видно еще повелений каких ждала. А та протянула ей ленту:

— Вот, подарок тебе, — улыбнулась.

Челядинка опустила взгляд на кусочек драгоценной ткани, словно и не поверила. Но все ж приняла подарок, поблагодарив так тихо, что и не услышишь, коли нарочно не пытаться.

Как начало светать, выехали из острога. На сей раз Грозе не позволили верхом вместе с мужчинами ехать: усадили в повозку к Беляне с Драгицей. И она долго еще чувствовала спиной взгляды отца и князя, хоть ворота уже давно закрылись.

А скоро обхватила привычная уже лесная глушь со всех сторон, закачались обтрепанные всеми ветрами лапы елей над головой. Затряслась телега на неровной дорожке: только кочки да корни, все зубы пересчитаешь. А раньше-то Гроза и не замечала такого, когда пешком тут ходила. Она даже гневно посмотрела на ближнего кметя, который ехал прямо рядом с ней, но тот на ее молчаливое негодование и внимания не обратил. Туманное утро бодрило, словно бы обмывая лицо прохладной влагой, что дрожала на ресницах и кудрявила тонкие прядки у шеи и висков. Помалу проступило сквозь теплую золотистую дымку, что кутала верхушки елей, размытое Дажьбожье око. Словно сами боги еще не проснулись и только-только открывали глаза, чтобы обратить взор из Прави в Явь. И так легко становилось на душе в этом рассеянном зыбком свете, который почти ощутимо струился по коже, трогал колты, переливаясь на их острых лучах маленькими вспышками, оседал на подставленных ладонях, будто зверек какой — так и хочется погладить. Все сонное раздражение ушло — осталось только предвкушение не слишком долгой, но и неблизкой дороги, что обещала если не освобождение от тревог, то хотя бы определенность и понимание того, что дальше делать.

К полудню добрались до Любшины, которая еще не оправилась после напастей, что свалились на нее. Остановились на недолгий отдых, и тут же вокруг чужаков начали кружить местные, не подходя близко к стоянке, что устроили за околицей, но любопытствуя. Спрашивая, не нужно ли что в дорогу, хоть и у самих, видно, сейчас в закромах уж ветер погуливал. И как Беляна ни пряталась, а все равно ее замечали люди сведущие, узнавали даже.

Мужики завязывали разговоры с кметями и хирдманнами. Женщины справлялись о том, как поживают родичи в Белодоле, как будто Гроза или Беляна могли о том знать. Скоро Уннара утомила эта суета вокруг, и он велел не задерживаться больше. Отчего-то посмурнел сильно, потемнел его взгляд, обращенный на невесту: как бы не случилось так, что кто-то из добросердечных баб не шепнул ему что мимоходом о Беляне. Всегда найдутся такие, кто нужным посчитает нос свой во все сунуть.