Влюблён до смерти - Анна Жнец (2020)

Почему? Почему так происходит? Не к кому пойти за помощью. Никто не поможет. Никто! А сама я? Что я могу сделать? Как себя защитить?

Дрожа и плача, я опустилась в мыльную воду, собравшуюся в поддоне, обняла себя за плечи и попыталась не развалиться на части.

Не могла забыть, как он всовывал эти шарики, а я старалась не показывать омерзения. Не могла не вспоминать ощущение наполненности и страх, что они, эти игрушки, причинят боль, навредят. И чувство полной, безграничной беспомощности. Унижение от того, что я ничего — совсем ничего! — не в силах поделать. Кукла. Тело для удовольствия. Безвольная трусиха, которая впадает в ступор и боится сказать даже слово.

Надо было обсудить так много: записки, условия, на которых я продаю… О Смерть, а ведь я действительно это делаю — продаю себя! Как свыкнуться с этой мыслью? Перестать крутить и крутить её в голове?

Я не могла. Ни возмутиться, ни что-либо обсудить. Заводить речь о наших… отношениях — или обозвать это сделкой? — было мучительно стыдно. Словно пока я молчала, происходящее было не до конца реальным, а слова могли придать всему яркость, объём и вес.

Но особенно униженной я ощущала себя, когда мышцы отзывались и по телу прокатывала волна нежеланного удовольствия. Неужели я настолько испорчена, что наслаждаюсь насилием? Ниже падать просто некуда.

* * *

Как всегда ровно в восемь Молох встретил меня у ворот архива, куда я пришла получить задание.

— Красный код, — сказал он вместо приветствия. — Я включил вас в группу захвата.

Железная дверь распахнулась, и мимо промчались взволнованные жнецы.

— Красный код? Группа захвата? — Я не любила, когда привычный распорядок дня рушился: это заставляло чувствовать себя ещё более растерянной, чем обычно. Ненавистная работа начинала казаться особенно невыносимой.

— В торговом центре тридцать седьмого сектора переполох. Мы называем это красный код. Не просто неприкаянная душа — полтергейст.

— В чём разница? — я скрестила руки на груди, не заинтересованная ни на йоту. Хотелось обратно в кровать, под тёплое одеяло.

— Увидите. Надо отвести её в Верхний мир.

Под стеклянным куполом торгового центра рядом с эскалаторами и искусственной пальмой собралась толпа зевак. Часть — застыли с открытыми ртами, поражённые шокирующим зрелищем, остальные стремились заснять происходящее на камеры мобильных телефонов. А снимать действительно было что. Манекен в длинном красном платье оторвался от пола и под общий изумлённый вдох врезался в витрину магазина игрушек. Закалённое стекло выдержало удар, в отличие от нервов пожилой женщины, что с криками кинулась к раздвижным дверям, ведущим на улицу. За ней последовали несколько человек, наиболее благоразумных. Жнецы из группы захвата поймали их на парковке и основательно подчистили память — посветили в глаза специальным прибором, похожим на карманный фонарик.

Следующий манекен — на этот раз изображающий ребёнка в джинсах и курточке — полетел в толпу. Зеваки ахнули и попятились, не выпуская из рук смартфоны.

В соседнем магазине одежды царил разгром. Товары были скинуты с вешалок, сметены с полок и валялись на полу горами трикотажного барахла. Испуганные продавщицы прятались за кассой, пока стойку бомбардировали цветастые свитера и кофточки. Одна из девушек попыталась пробраться к выходу, но стоило голове оказаться над столешницей — и в лицо прилетел походный рюкзак.

— Что происходит? — спросила я Молоха.

— Присмотритесь.

Я напрягла зрение и поняла, что вещи за стеклянной витриной бутика поднимаются в воздух не сами по себе — их швыряет в консультантов растрёпанная женщина. Спустя мгновение до меня донёсся её отчаянный крик:

— Вы меня не видите? Вы что, меня не видите?

Для меня, богини смерти, несчастная выглядела материальнее некуда, но другие её, похоже, не замечали, и это приводило полтергейст в ярость.