Я уезжаю! - Дана Шварц (2018)

– Можно у тебя еще кое-что спросить? – Не успеваю я ответить, как он продолжает: – Почему твой блог называется «Офелия в раю»?

– Если честно, не знаю, – улыбаюсь я. – На уроке английского мы как-то читали «Гамлета», и мне понравилось. Это была первая шекспировская пьеса, которую я вроде как поняла. Парень возвращается из колледжа, у него в жизни теперь все по-другому, он сталкивается с тем, что ему нужно поступить правильно, хотя никто ему не говорил, что значит правильно. А рядом уже нет родителей, которые могли бы дать тебе «правильный ответ», как это бывало в детстве, понимаешь? В этой проблеме замешана и его мать; он, как и мы, не понимает, настоящий ли его отец или лишь олицетворение его вины. И тогда он придумывает самый худший план: прикидывается сумасшедшим и всю пьесу ведет себя так, убегает от пиратов… Не знаю. Мне его жалко. Я-то вижу его где-нибудь на пляже попивающим пина-коладу и читающим книгу, а не борющимся за судьбу Дании и свою душу.

– А откуда взялась Офелия?

Я делаю глубокий вдох. По правде говоря, я создала этот блог в прошлом году, когда у нас с Ником было… не свидание, а какое-то ужасное невразумительное «нечто». Тогда я ничего об этом не сказала Лене, потому что мне было стыдно. Я понимала, что это ненадолго. Внутренний голос твердил мне, да я и сама это осознавала, что он использует меня.

В тот вечер я ждала на подъездной дорожке, когда за мной на джипе приедет Ник. Маме я соврала, что меня заберет девочка из класса по химии и что мы хотим поработать над презентацией. Я села к нему в машину, и мы обменялись неловкими приветствиями:

– Привет.

– Привет.

Мы не обнимались, не целовались. Просто ехали молча. Как-то в журнале «Севентин» я прочла, что самая чувствительная часть тела у парней – это волосы на границе головы и шеи, потому что к этому месту очень редко прикасаются. И пока Ник вел машину, я погладила левой ладонью мягкий ежик его волос. Он ничего не сказал, но и остановиться не попросил. Так что я не убирала руку, а он тем временем свернул с шоссе и, проехав мимо центра города, направился к пляжу.

По ночам пляж закрывают, но мы сюда приехали не по берегу гулять. Ник заехал на парковку и заглушил двигатель. Я убрала руку с его шеи, а после, поддавшись своей самоуверенности, опустила ладонь на его джинсы. Даже сквозь ткань я почувствовала, насколько он возбудился.

На следующий день я написала ему: «Как дела?»

Через час он ответил: «Не особо».

Больше ничего. Ни подробностей о прошедшем дне, ни даже равнодушного: «У тебя?»

Тогда я поняла Офелию лучше, чем за все время наших лекций по английскому. Либо парень, которого ты любишь, сумасшедший, либо притворяется таковым. И пока желаешь того, кого не можешь понять или кто не позволяет тебе этого сделать, ты сама сойдешь с ума. Надежда на взаимность похожа на китайскую пытку водой: с отчаянием ждешь следующую каплю – хоть какой-то знак, что ты ему нравишься, – но не знаешь, когда она упадет. И упадет ли вообще.

* * *

– Не знаю, – отвечаю я. – Просто мне кажется, что она заслуживает большего интереса.

Каллум ерзает на стуле и откашливается. Проверяет телефон, легонько улыбаясь самому себе, а потом снова обращает на меня все свое внимание.

– На самом деле, если быть честным, я никогда не читал «Гамлета», – говорит он. – Хотя мы должны были.

На этот раз я краснею. Наверное, он считает меня чокнутой. Пустилась в разглагольствования о Шекспире. В баре. А я даже не знаю его фамилии.

– Какая у тебя фамилия? – спрашиваю я.

– Кэссиди.

– Каллум Кэссиди. Неудивительно, что ты так любишь супергероев.

– В смысле?

– Каллум Кэссиди – КК. Ну, это как Лекс Лютор, Лоис Лэйн, Джессика Джонс, Баки Барнс, Брюс Беннер, Пеппер Поттс… Ты сам практически супергерой.

– Да ты не задумываясь можешь назвать столько персонажей!

– Просто в детстве я читала много комиксов. И у меня хорошая память.