Отец поневоле - Дина Данич

— Тебе нравится? — кажется, это даже мой голос, только звучит он как-то отдаленно, а образы — слишком размытые, и как ни стараюсь, не могу увидеть лица ребенка.

— Алина!

— Что?

Встречаюсь взглядом с Владимиром, который сидит передо мной на полу и удерживает за плечи.

— Ты чуть не упала. Голова опять?

— Да, что-то я, кажется, не очень себя чувствую, — вымученно улыбаюсь, а у самой все еще звенит внутри от детского смеха.

— Идем, тебе надо отдохнуть. Врач же говорил.

Миша молчаливо следует за нами в гостиную. Емельянов помогает мне прилечь на диван, приносит плед, а затем и пакет с лекарствами.

— Раз уж ты не можешь уследить, буду сам контролировать, — ворчит он, выкладывая блистеры с таблетками.

А у меня даже сил, чтобы спорить, нет. Не только головная боль сводит с ума, но и полное бессилие, невозможность ухватить за хвост образ прошлого, и хоть что-то узнать о себе.

Миша все это время молча стоит возле дивана и робко держится за край пледа, а когда я, наконец, выпиваю все, что прописал доктор, присаживается рядом и с таким ожиданием смотрит, что мне становится неловко.

— Прости, что испортила тебе игру.

— Можно я рядом посижу? Я могу включить тебе мой любимый мультик!

— Миша! — в который раз одергивает того отец.

— Все хорошо, — заступаюсь за малыша. — Давай, конечно, включай.

Тот радостно улыбается и бежит за пультом к телевизору. Владимир качает головой и смотрит на меня с осуждением.

— Не потакай ему. Иначе он тебя совсем заездит, — тихо говорит он, пока мальчик занят поиском. — Прости, он слишком навязчив, но… После того как ушла жена, он никого из женщин не воспринимал.

Володя выглядит виноватым — наверное, ему и правда неловко, что Миша так сильно привязывается ко мне, а я вот сама совершенно не испытываю дискомфорта по этому поводу. Может, я просто люблю детей? Может, работаю в детском саду, например?

— Вот! — Миша, наконец, находит жезл власти и усаживается рядом. А затем переводит взгляд на папу. — Посмотришь с нами?

Судя по тому как он спрашивает, особой надежды на это у мальчика нет. Но Емельянов соглашается и устраивает рядом. Хорошо, что диван здесь и правда огромный.

Первые полчаса я еще как-то слежу за сюжетом мультфильма. Но постепенно начинаю терять нить происходящего, а в итоге вовсе, кажется, проваливаюсь в сон.

Где-то на заднем фоне все еще слышу крики кота, который снова не догнал мышку, но сама я уже далека от этого.

Вместо картинок из мультфильма вдруг вижу силуэт мужчины. Он стоит у окна, но спиной ко мне. И эти широкие плечи, его поза, поворот головы — все кажется до боли знакомым. Словно мы с ним не чужие. Будто между нами есть что-то очень важное.

Я протягиваю руку вперед, стараюсь дотянуться, прикоснуться, позвать. Но у меня не выходит произнести ни звука.

Шаг, затем еще один, но приблизиться никак не выходит. Хотя мне кажется, что я уже почти у цели, что вот-вот смогу наконец достать до мужчины, имя которого точно знаю, однако никак не могу вспомнить.

Никак…

Раздается резкий хлопок. Резко оборачиваюсь, верчу головой, но вокруг все начинает странно темнеть. Снова смотрю на мужчину возле окна, а тот как раз начинает оборачиваться, и я почти уверена — что вот сейчас узнаю его. Даже если забыла — обязательно вспомню! Потому что чувствую — он значит для меня очень-очень многое.

Но свет гаснет быстрее, чем я успеваю различить хоть какие-то черты лица.

А затем наступает звенящая тишина.

Я снова одна.

Резко открываю глаза и, двинувшись вперед, оглядываюсь. Дыхание не сразу удается восстановить, а когда наконец глаза привыкают к темноте, понимаю, что место незнакомо мне.

Шарю рукой по сторонам, натыкаюсь на стену, а следом нащупываю выключатель. И как только свет загорается с удивлением оглядываю… спальню?

Я что, в комнате Владимира? Но почему?