Гулко сглотнув, я отбиваю лживое «да» и иду ставить сомнительный эксперимент. Раскладываю на столе в кухне кремовые прямоугольнички с пошлыми голубями в правом углу и бездумно рассматриваю перекрещенные кольца, пока рука по наитию выводит «Славы и Тимура».

Давлюсь едким смешком и, убрав испорченную картонку в сторону, беру новую, снова впечатывая в бумагу неизбежное «Славы и Тимура». И так еще пять раз, чтобы окончательно убедиться в том, что другого имени на приглашении не будет.

Так что вскоре вся пачка нарядных картинок летит в мусорный бак, за ней отправляется ручка, а я иду заваривать две чашки кофе и жарить нам с Паниной гренки. Глотаю подрумяненный белый хлеб, не ощущая вкуса, обжигаюсь горячей жидкостью и застываю с кусочком сыра на полпути, когда в меня врезается Полинкин вопрос.

– Что делать собираешься?

Медленно вдыхаю полной грудью, так же медленно выдыхаю и замираю, прислушиваясь к себе. Отчетливо представляю простое платье в пол, подчеркивающее изгибы фигуры, безо всяких страз, рюш и длинного шлейфа. В мельчайших деталях могу нарисовать скромное бракосочетание без родителей и друзей. Прихожу в восторг, мысленно собирая чемодан и отправляясь в свадебное путешествие в тихое затерянное местечко где-то в горах. И ни при каком раскладе не вижу рядом с собой Шилова.

– Пойду на встречу с родителями.

– Зачем?

– Чтобы отменить свадьбу.

Панина с подозрением косится на меня и разве что не крутит пальцем у виска, но ничего не говорит. Молчаливо ждет, пока я облачусь в черно-фиолетовые леггинсы, высокие кеды и пристально изучает толстовку Тимура, в которую я ныряю и зарываюсь носом в воротник, втягивая любимый аромат ветра и моря.

– В таком виде в ресторан заявишься?

– А что мне терять? – невозмутимо парирую я и за долгое время ощущаю себя свободной.

Необъяснимая легкость струится по венам, скручивается возле сердца и наполняет каждую клеточку. И я буквальным образом ощущаю, как за спиной начинают расправляться слегка потрепанные, но все же не сломанные крылья. Позволяющие зайти внутрь овального помещения с витражными окнами с высоко поднятой головой и даже не дернуться, наткнувшись на осуждение в глазах собственной матери.

Без тени удивления я скольжу отстраненным взглядом по пустым стульям, фиксирую отсутствие отца и старших Шиловых и не без сожаления откладываю объяснения, пока все причастные не соберутся за столом.

– Ты с тренировки?

Поджав губы, спрашивает мать, листая меню, пока я игнорирую отставленное для меня Кириллом кресло и сажусь напротив него, напрашиваясь еще на один поток порицания.

– Нет.

Бросаю сухо и утыкаюсь в меню, наслаждаясь всеобщим напряжением, которое огибает меня и скатывается, не оставляя и следа. Я больше не выпитая до дна девочка и не безвольная кукла, готовая пойти у других на поводу.

– Но Слава…

Нарочито брезгливо роняет женщина, давно переставшая быть мне родной, и явно готовится высказать все о моей неподходящей одежде, толстовке, одолженной с чужого плеча, собранных в небрежный хвост волосах и отсутствию приличного макияжа. Только вот рядом с ее тарелкой на стол ложится рекламный буклет с живописными видами райского острова и заставляет ее восторженно открывать рот и забыть обо всем, кроме лазурной воды и белого песка.

– А я нам со Славой тур на Мальдивы купил.

Глава 35

Слава

Я безучастно перелистываю глянцевые страницы и давлюсь беззвучным смехом, постепенно перерастающим в форменную истерику, от которой слезы выступают на глазах и ощутимо колет под ребрами. И мама, и Шилов так глубоко погрязли в своем идеальном выдуманном мирке, что не видят, как он весь идет трещинами и грозит превратиться в мелкое крошево от любого моего неосторожного движения.