Там, где ты - Сесилия Ахерн (2016)

Я махнула рукой, приглашая его не развивать эту тему, потому что не хотела снова выслушивать то, что уже знала.

– Может, тебе пора снова вести дневник. Похоже, тебе нравилось это делать.

– Откуда ты знаешь, что у меня были дневники?

– Да потому что один из них лежит в твоем ящике на складе. Я его нашел у реки, сразу за магазином. Он был грязным и мокрым, но когда я прочел на нем твое имя, то взял с собой и потратил кучу времени, чтобы восстановить текст, – гордо ответил он.

И поскольку я не реагировала, быстро соврал:

– Честное слово, я не читал его.

– Ты что-то перепутал. – Я притворно зевнула. – Не вела я никакого дневника.

– Вела! – Он даже подпрыгнул на месте. – Такой лиловый и… – Он замолчал, силясь припомнить.

Я подергала за нитку, торчащую внизу из моих брюк.

Он громко щелкнул пальцами, и я испуганно вскочила. За диваном, тоже перепугавшись, подпрыгнула Ванда.

– Вспомнил! Лиловый, с обложкой из чего-то вроде замши, попорченный водой. Но я, как мог, его почистил. Я уже говорил, что не читал его, но несколько первых страниц перелистал – они все были покрыты каракулями, сердечками со стрелами. – Он снова задумался. – Сэнди любит…

Я посильнее подергала нитку.

– Грэхема, – закончил он. – Нет, там был не Грэхем.

Я туго обкрутила ниткой мизинец и стала рассматривать надувшуюся вокруг кожу, налившуюся кровью.

– Гэвин или Гарет… Ну же, Сэнди, ты должна помнить. Это было написано столько раз: ни за что не поверю, будто ты забыла этого типа. – Он все еще терзал свою память, а я продолжала тянуть нитку и все туже закручивала ее, препятствуя движению крови.

Он снова щелкнул пальцами.

– Грегори! Точно! «Сэнди любит Грегори». Написано почти на всех страницах. Ты ведь помнишь?

– Такого в ящиках не было, – спокойно возразила я.

– Нет, было.

Я покачала головой:

– Сколько часов я перебирала содержимое ящиков? И никакого дневника. Иначе я бы запомнила.

Бобби выглядел одновременно смущенным и раздраженным:

– Да был он там, черт подери!

При этих словах Ванда вынырнула из-за дивана.

– Что там у тебя случилось? – спросила я, заметив, как ее голова просовывается между мной и Бобби.

– Ты потеряла что-то еще? – промурлыкала она.

– Нет, не теряла, – возразила я, но снова ощутила холодок в затылке.

– Я никому не скажу, – прошептала она, выкатив глаза. – Честное слово!

Воцарилась тишина. Я уставилась на черную нитку, которая все вытягивалась и вытягивалась из штанины. Неожиданно и совершенно не к месту раздался оглушительный смех Бобби, самый удачный, самый высокий, громкий и заразительный, какой я слышала от него до сих пор.

– Спасибо, Бобби. Но я что-то не вижу особых причин для веселья.

Он не ответил.

– Бобби… – Вандин детский шепоток прошелестел у меня за спиной.

Я посмотрела на Бобби, заметила смертельную белизну лица, приоткрытый рот, словно слова почти застряли у него в горле, но в последнюю минуту все же докатились до губ и повисли на них, испугавшись и не решаясь вырваться наружу. Его глаза наполнились слезами, а нижняя губа задрожала, и я поняла, что Бобби и не думал смеяться. Это был смех, который прилетел оттуда, – ветер перенес его над верхушками деревьев и доставил прямо в комнату, где он и приземлился в пространстве между нами. Пока я пыталась все это переварить, дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась заспанная Хелена в халате, с волосами, заплетенными в косички, и крайне озабоченным выражением лица. Она застыла в дверях и внимательно всматривалась в Бобби, стараясь понять, правильно ли она все расслышала. Его взгляд все сказал, и она рванулась к нему, протянув руки. Плюхнувшись на диван, она прижала его голову к груди и стала укачивать, словно младенца. А он плакал и бормотал сквозь слезы что-то о том, что все его забыли.