Бывшие в падении - Александра Гейл (2021)

Кифер благоразумно промолчал, хотя тут был только один ответ. И звучал он просто: «Ты точно видела себя в зеркале?» Короче, Поля можно упрекать во многом, но уж точно не в отсутствии воспитания.

– Ты только… не оставляй меня, – попросила я, крепче цепляясь за его плечи.

44

Костюм на мне не столько зашивали, сколько стягивали нитками, чтобы не болтался, как на вешалке. И сдерживали беспокойство. Дияру «берегли» всем театром, потому что только слепец бы не заметил фиолетовую обводку глаз, тусклую серую кожу и лихорадочный блеск одержимости в глазах. «Ты выглядишь усталой», – тактично говорили мне, а на самом деле это значило «краше в гроб кладут». Лебковскую с Шадриным от меня и вовсе изолировали – во избежание.

И все шло вроде бы даже хорошо. Минимум накладок, ничего неразрешимого. А так обычно идет, только когда готовится полномасштабная катастрофа. Но народ предпочитал верить, что все как по маслу благодаря стальной воле Поля Кифера.

Я стояла за кулисами полностью собранная, смотрела на сцену и понимала, что от этого дня зависит вся моя дальнейшая жизнь. Уже оживал «Двор чудес». Близился мой выход. Но по глазам бил свет, и я чувствовала, как теряю ориентацию в пространстве. Доски пола то приближались, то отдалялись, и расплывался рисунок танца. Невовремя, как же невовремя! На мгновение стало страшно, что обморок случится снова, но я ведь далеко не всегда не могла с собой справиться. Пройдет. Это нервное. Просто я переволновалась. И возможно, немножко не рассчитала свою норму. Но я не могла облажаться. Не ради себя, так ради Поля. Он бы мне не простил. Нужно было просто собраться и пересилить себя, что я делала сотни раз до этого, что делает каждая балерина.

Так я подумала… и меня выключило. Я не помню тот спектакль. Вообще не помню. Бехчин сказал, что я танцевала и делала это хорошо. Наверное, так. Потому что мы дожили без потерь до второго акта, но воспоминаний почти не осталось. Это, конечно, еще следствие полученной черепно-мозговой травмы, наверное, но не только.

За спектакль ведущий солист балета может легко потерять два-три килограмма. В моем состоянии острого дефицита – чуть меньше двух, ибо откуда бы? Но все равно, вы только представьте, как при этом задействуется ресурс организма! До премьеры «Эсмеральды» я никогда себе не позволяла пренебрегать едой перед спектаклями. Но после отказа Поля оставаться со мной в Петербурге у меня окончательно сорвало тормоза. Технически сложнейшая партия – и я, полностью отказывавшая себе в пище на протяжении двух дней, как перед показом критикам. Только следует учесть, что к тому моменту у меня начали сыпаться ногти и волосы, а от недостатка питательных веществ тело начало сжигать мышцы. Первый акт спасло только то, что вся сложность была вынесена во второй. Тело жило собственной жизнью в отрыве от мозга. Не понимаю, как это не было видно ни танцовщикам, ни руководителям, ни зрителям, ни подсматривающим за нами представителям иных цивилизаций!

Зато у меня частично сохранились кошмарные воспоминания о том, что было после антракта. Как мы кружились в танце с Сашкой, взявшись за руки. По моему лицу пот бежал градом, ледяные ладони были такими мокрыми, что выскальзывали из его пальцев. Но на репетициях такое случалось, это нормально. Ненормально, что картинка вдруг потеряла четкость и скорость. Как в замедленной съемке я увидела его перепуганное расплывающееся лицо, а затем глаза закрылись, голова дернулась назад, запрокидываясь.