Из жизни звезд - Джиллиан Карр (1995)

Не обращая внимания на ошеломленного водителя, она скомандовала:

— Сразу же на Меррит Парквей. Мы едем в Коннектикут.

Пот застилал ей глаза, когда Моника добралась до тропы, ведущей к флигелю Паркеров. Ее платье-то и дело цеплялось за кусты роз и шиповника. Оно выглядело изрядно помятым, туфли поцарапались и запылились. Но Монику беспокоило лишь одно: только бы не опоздать!

Она тарабанила в дверь флигеля.

Нажимала на звонок.

Кричала.

Ответа не было.

Над покрытыми лаком волосами прожужжала муха, и, покружившись, улетела в сторону цветущих газонов. Июльский воздух был наполнен мирным, сонным запахом роз, маргариток и олеандров.

Моника с трудом сдерживала слезы отчаяния.

«Ты еще не мог уехать. Ты просто не мог».

Она бросилась к большому зданию. Может быть, новые владельцы знают, куда он уехал. Из верхнего окна донеслись звуки музыки. У нее перехватило горло: Паваротти… Ну не ирония ли судьбы!

Она решительно потянулась к латунному кольцу на дверях и стала отчаянно его дергать. Наградой ей стали звуки приближающихся шагов.

— Вы не могли бы мне сказать, куда…

В дверях стоял Пит Ламберт. Держа в руках недоеденный кусок пиццы, он с изумлением смотрел не нее.

— Куда что?

Монике показалось, что в ее груди не сердце, а отбойный молоток.

— Что вы делаете здесь? Я думала, что вы переехали.

— А что вы делаете здесь? Я думал, что вы выходите замуж.

— Я спросила первая, — сердито произнесла она.

Знакомая широкая, сводящая с ума улыбка озарила его лицо.

— Да, графиня, конечно же вы первая, — он взял ее за руку и провел в вестибюль.

Даже тогда, когда дом был пуст и свежеокрашен, он казался очень красивым. Сейчас же, обставленный выдержанной в светло-коричневых тонах мебелью, с пушистыми коврами ручной работы, он был бесподобен.

Впрочем, Моника пришла сюда отнюдь не для того, чтобы восхищаться отделкой. Она в упор посмотрела на Пита и упрямо повторила:

— Я думала, что вы переехали.

— Так оно и есть. Как вам нравится моя новая берлога?

— Ваша берлога? Должно быть, вы имеете в виду берлогу вашей мечты.

Он громко рассмеялся, бросил пиццу на коробку, стоящую на кофейном столике, и вытер руки о салфетку. Тем временем Моника пыталась решить для себя, не оказалась ли она в каком-то невероятном сне в духе Сальвадора Дали. Но Пит казался реальным, он отнюдь не был сновидением. Он был вполне материальным, из костей и плоти, и смотрел на нее, виновато поблескивая глазами.

— Я должен сделать признание… Это мой дом. Он был моим с самого начала.

— Как? Вы хотите сказать…

— Минутку, графиня. У вас был вопрос. Я на него ответил. Теперь моя очередь, — он поднял левую руку. — Я не вижу свадебной повязки на вас. Что случилось?

Моника выпростала запыленную лодыжку из-под складок платья.

— Я свободна и от алмазных вериг замужества, — ответила она. — Говорят, они уже вышли из моды.

Пит ничего не сказал, лишь внимательно вгляделся в ее лицо.

Моника вздохнула, пробормотала «Какого черта!» и выпалила:

— Я бросила Ричарда у самого алтаря… Ради тебя… и если ты еще… Если ты не…

Пит обнял ее с такой силой, что она задохнулась. Его рот буквально впился в ее губы. Моника уцепилась за него и отдалась поцелую со всей столь долго сдерживаемой страстью.

— Черт возьми, Моника! — Пит оторвался, чтобы глотнуть воздуха. — Ты дотянула до последней минуты!

— Не напоминай мне об этом, — попросила она, целуя ему грудь в вырезе тенниски и гладя ладонями его мускулистую спину. — Я была дура… А вот если ты не расскажешь всю правду о себе и этом доме, я ее выбью у тебя.