Дом на краю тишины - Галина Мишарина

Кинши тоже присутствовал на презентации, и порой я чувствовала на себе его взгляд. Не знаю, чего он хотел, но у меня не было желания разговаривать. Когда Шэрхи завершил рассказ и демонстрацию умений своего механического зверя, к нему начали подходить люди с разными вопросами, а я встала чуть в стороне, чтобы не мешать. Но не прошло и минуты, как мужчина поманил меня к себе, и, когда я осторожно приблизилась, мягко обнял за пояс.

— Робот отлично зарекомендовал себя даже на Лэрке с её дикими ветрами, и бывал на дне Гросского океана в качестве помощника…

Мне нравилось, как звучит его голос. Было приятно стоять рядом. К тому же никто не смотрел на нас осуждающе или высокомерно, и я вдруг почувствовала себя не просто другом — супругой. Цхари тоже любил обнимать меня так нежно и спокойно. И едва я вспомнила о нём, как внутри словно что-то угасло.

До конца выставки мне было холодно, но я старалась не подавать виду, чтобы не мешать мужчине общаться с другими инженерами и инвесторами. Даже когда мы в поздний час отправились вместе с Кинши в гараж — не возразила и не показала своего неудовольствия. Мне стало никак, а это было худшее состояние из всех.

— Встретимся через неделю, — сказал Шэрхи Кинши. — Всё ещё раз обсудим.

— Конечно, — отозвался тот. — И спасибо за поддержку. Ибрис, пока.

— Пока, — отозвалась я, разглядывая свои ботинки.

Мужчины пожали друг другу руки, и Шэрхи помог мне сесть в прэр.

— Устала?

— Немного.

— Болит что-нибудь?

— Не беспокойся, я цела.

Всю оставшуюся дорогу мы молчали. Мне было паршиво. Конечно, он видел, что я вру. От Шэрхи было невозможно скрыть эмоции, хотя я упрямо старалась. У меня действительно побаливало бедро, но по сравнению с тем, что бывало прежде, боль была пустяковой.

— Тоскуешь по семье? — уже на подлёте к дому задал Шэрхи неожиданный вопрос.

— Не знаю, — ответила я, глядя на непрекращающийся дождь. — Кажется, я разучилась скучать. Понимаешь, я так долго заставляла себя сдерживать чувства, что они постепенно превратились в лёд. И Оптус не так уж был неправ на мой счёт…

— Не принимай слова этого идиота близко к сердцу, Ибрис. Ты стала сдержанной как раз потому, что многое потеряла. Каждый реагирует на страдания по-своему. Для тебя они — пустота. Так тебе легче. И вовсе ты не бесчувственная, как раз наоборот, ранимая, при этом сильная.

Он направил прэр к посадочной площадке, и мы прошли по коридору в гостиную, где Шэрхи скинул куртку.

— Кажется, я совсем разучилась доверять людям. Уже не умею ни желать, ни прощать, ни любить.

— Не верю, — отозвался Шэрхи, и я захотела спрятаться от его внимательного взгляда.

— Можно я пойду спать?

— Нельзя. — Я тихо вздохнула, и он добавил: — Сначала ужин.

— Конечно. — Я тепло ему улыбнулась, пусть хотелось биться головой о столешницу. — И, если можно, я переоденусь.

Оставшись одна в спальне, я аккуратно сняла костюм и надела серо-розовую тунику.

— Поправилась.

Я поспешно обернулась, глядя в льдинки его глаз.

— Благодаря тебе.

Шэрхи подошёл, глядя на меня всё также пристально.

— Точно нигде не болит?

— Я приземлилась неуклюже, но на достаточно мягкую часть тела… А она к тому же стала не такой плоской.

— Кто? — нарочно переспросил он с усмешкой, и я ответила, почему-то смущаясь:

— Задница.

Шэрхи впервые рассмеялся, правда, как-то сварливо.

— Нельзя тебя на неё падать, Ибрис. Или снова придётся мне…

— Только не то кошмарное упражнение!

Он положил руку мне на талию, и медленно опустил до поясницы.

— Так не больно?

— Нет.

Шэрхи подвинул меня чуть ближе к себе, и пальцы скользнули ниже.

— А здесь?

— Нет, — прошептала я, упрямо убеждая тело в прежнем холоде, которого почти не осталось.

— Ибрис.

— А?

— Ты покраснела. Люди, которые ничего не чувствуют, так не смущаются.