Воздух, которым мы дышим - Елена Маккензи (2021)

— Наш брак был публичными разборками, — говорю я. — Все знали о войне, которую все время мы вели. Они знали, что я могу превратить жизнь Марка в ад. Избегать меня — это их способ показать Марку, что они на его стороне.

С глазами полными слез я заканчиваю описание своего видения ситуации. Чтобы Лиам не увидел, что я в любой момент расплачусь, отталкиваюсь от перил и быстро иду в дом, прежде чем он сможет удержать меня.

— Это был долгий день, — шепчу я, проходя мимо, и иду в свою комнату так быстро, как могу, уже чувствуя, как слезы рвутся наружу. Выпускаю их только закрыв за собой дверь.

Я кладу руки на живот и сползаю по двери. Я хотела этого ребенка, хотя и понимала, что не время. Да и мужчина был не тот. Но как бы ни была слепа, я верила, что ребенок сможет все между нами уладить. Семья означала бы, что я никогда больше не буду одна. Как иронично, что теперь я не хочу ничего больше, чем жить в одиночестве.

С Джорджем. И, возможно, с Лиамом. Но даже если он все еще верит, что все было не по моей вине, то, как и все остальные, в какой-то момент поймет это. В конце концов, страх выпустить все из-под контроля, страх остаться в одиночестве, потеряв кого-то, сокрушит меня, и он увидит женщину, которой я действительно являюсь. Женщину, которую я показала Марку.

Марк ошеломил меня своей жизнерадостностью, и когда захотел жениться на мне, это было обещание никогда больше не быть одной. А потом он изменился, и я просто не могла позволить себе потерять его. Страх сделал меня личностью, которую я глубоко презираю.

Лиам

— Это все, чему ты выучился на флоте? — смеется Рамин, хватает меня за руку и бросает через плечо на пыльную землю в центре лагеря.

Вокруг нас смеются несколько мужчин. Они сидят на территории лагеря, чистят оружие, балагурят и смеются. Если бы не наличие оружия, то можно было бы подумать, что находишься в туристическом лагере, полном людей, которые просто сидят вместе и наслаждаются отпуском. Ладно, одежда отличается от той, что я привык на родине: шире и бесформеннее. Брюки выглядят почти как детские подгузники из ткани. Но я уже привык к их виду.

— Иди сюда. Я покажу тебе, чему выучился, — говорю я Рамину, слегка наклонив торс вперед, и бегу к нему. Я сбиваю его на землю, и мы оба валимся в грязь. Рамин освобождается из захвата, отталкивая меня от своего тела, и громко смеется.

— И это то, что изучают морские котики?

— Мы можем так еще в младенчестве, и никто не учит нас этому, — кричит Амрин и небрежно машет мне, когда я оглядываюсь на него.

Я смеюсь и поднимаюсь с земли.

— Этому учат, играя в футбол, — говорю я. — Я не буду выдавать вам наши маленькие секреты.

Амрин, командир этой группировки, смеется.

— Мы все их уже знаем.

Я гримасничаю, когда он напоминает о моих пытках, и бессознательно поглаживаю шрам на ключице. Они постоянно, так или иначе, напоминают мне, что я все еще их пленник. Я здесь уже больше года, многое узнал о жизни, которую они ведут. Я даже делю эту жизнь с ними. Не всё, но многое. И иногда послабления позволяют мне забыть о том, что они сделали со мной. Лучше научить их бейсболу, чем подвергаться избиениям. Но я не должен позволять себе забываться, потому что должен сбежать отсюда. Иногда удобнее позволить театру, который я играю, выглядеть настоящим. Просто отпустить и сделать вид, что это теперь и мой мир. Больше ни о чем не беспокоиться. Не испытывать страха. Я должен. Они мне не друзья.

— Отведите его обратно в камеру, — говорит Амрин, вставая.

Для его почти шестидесяти лет мужик находится в отличной форме. Подтянутый, иногда серьезный, устрашающий, но очень умный. И всегда внимательный. Он подмечает малейшее изменение в моем настроении. Как и сейчас.

— В ближайшее время мы получим товар.