Кружево-2 - Ширли Конран (1994)

Когда она вышла, Энджелфейс подтянул свой уже слегка наметившийся живот и вновь обернулся к зеркалу. Иногда ему начинало казаться, что Мэгги перебарщивает в своем сумасбродстве. Конечно, и цыпочки много себе позволяют, особенно если знают, что это им сойдет с рук, но Мэгги в припадках ревности переходила границы дозволенного. На прошлой неделе она подпалила волосы одной девицы только потому, что он задел ее задницу, когда спускался со сцены. Молниеносный щелчок зажигалки – и девушка оказалась в больнице. Теперь, вот, разодрала нос гримерше. А что будет дальше? – размышляя так, Энджелфейс поднял телефонную трубку и набрал нью-йоркский номер.

– Джуди? Да, это опять я. Наконец-то тебя застал. Слушай, не смей вешать трубку, а то я обращусь к своему адвокату! Я тебе объясню, почему я звоню: в «Дейли мейл» сообщают, что Лили через месяц начинает сниматься в Британии. Я уже говорил, Джуди, что не верю ни одному твоему слову. Ты прекрасно знаешь, что я не помогал тебе с ребенком, потому что и сам был нищим. Но теперь не то! Теперь я стою во много раз больше самого большого Мака и хочу узнать свою дочь. Я собираюсь встретиться с Лили. Что значит «не могу»? Имею полное право. Не говори, пожалуйста, что у меня нет никаких прав. Слишком поздно ты решила меня уверить, что отец не я. Не верю тебе ни на грош! Кончай свою бодягу про нерегулярные месячные. Я же помню, как ты по мне с ума сходила… Джуди, я надеялся, что ты будешь благоразумной, но, коли нет, слушай, что я тебе скажу. Во-первых, я знаю, что я ее отец. Лицом она вся в меня. Во-вторых, я собираюсь с ней встретиться, ничего ей пока не открывая: хочу сам окончательно во всем убедиться, а потом уже преподнести дочурке сюрприз. И ты меня не остановишь, Джуди, даже не рыпайся, а то пожалеешь. – И Энджелфейс швырнул трубку на рычаг. Джуди в своей манхэттенской квартире тоже опустила трубку на место. И еще кто-то аккуратно, почти беззвучно, положил трубку параллельного телефона.

МАЙ, 1979 ГОДА

Разъяренная Лили пробежала через все кафе, вырвала изо рта мужчины зажженную сигарету и изо всей силы ударила его по лицу. Оскорбленный, он выхватил сигарету из ее припухлых губ. Лили вновь рванула сигарету к себе, а он ловким движением повалил девушку на пол, прямо возле старенького, расстроенного пианино, и начал осыпать ее проклятиями. Потом резко схватил Лили за руку, и незаметно их битва перешла в танец апашей – один из самых знаменитых номеров Мистингетт. Лили толкнула мужчину, а тот с силой ударил ее по голове. Вновь она упала навзничь, и он снова дернул ее наверх. Она плюнула ему в лицо, он рванул на ней юбку, и так они продолжали свой танец, изображавший ссору влюбленных. В конце концов, охваченная порывом садомазохистской страсти, Лили пала к ногам мужчины.

– Снято! – произнес Циммер, а все, кто присутствовали в павильоне, зааплодировали. Сексуальный магнетизм Лили как раз и давал ту иллюзию страсти, которая необходима была для танца апашей.

– Циммер! – позвала Лили, все еще сидя на полу. – А что, я действительно должна его бить так сильно?

– Конечно, – крикнул в ответ режиссер. – Этот номер должен быть преисполнен жестокости и садизма. В нем – извечная борьба мужчины и женщины за превосходство. Ты обязана бить его сильно. Ты же мстишь за всех оскорбленных женщин на свете, запомни это! Ну, на сегодня довольно. Все свободны.

Циммер кивнул:

– Мотор!

Раздался щелчок хлопушки. Тридцать шесть танцовщиц кордебалета в телесного цвета трико, придерживая сзади длинные, в десять дюймов «хвосты» из страусовых перьев, торжественно спускались с ярко освещенной лестницы, и их высокие головные уборы из перьев покачивались в такт шагам.

Вверху лестницы показалась Лили. На ней был надет сверкающий газовый шарф, блестящий пояс и прикрепленный к нему огромный павлиний хвост.

– Стоп! – заорал Циммер. – Что у тебя на ногах?

– Лосины! – крикнула в ответ в зияющую перед ней пустоту Лили.