Молчи - Б. Урруэла, Энн Малком

— Ну, этим парням нравилось подобное дерьмо. Очень сильно. Металл, плети, цепи. И еще кое-что. Нечто под названием «Уздечка ругани»[27]. Конечно, я не знала, что это, когда они использовали ее на нас. Тогда это была просто металлическая маска. Напомнила мне ту, из фильма с Леонардо Ди Каприо «Человек в железной маске», — она сделала паузу, вздохнула, сосредоточившись на том металле и отчаянии, которое тогда ощущала. — В ней невозможно было есть, спать… едва удавалось дышать. Она застегивалась сзади и всегда цеплялась за волосы, вырывая их.

— Боже мой, Орион, — сказал он дрожащим голосом.

Она проигнорировала его, продолжая:

— Да, им нравилось это средневековое дерьмо. Время, когда наказание было искусством, когда одних клеток было недостаточно. Пытки удерживали крестьян от восстания против тех, кто стоял у власти. То же самое происходило и с нами. Останавливало нас от борьбы, от веры в то, что нашу судьбу можно изменить.

Она замолчала, вспоминая тот день, когда Жаклин бросили обратно в Клетку с повязкой на лице, запачканной кровью. Металлическая застежка маски оставила широкую рану на ее затылке.

— Этой уздечкой или… кнутами и цепями они нас контролировали. Мучили. И Жаклин… Жаклин досталось больше всех.

Эту рану следовало зашить. Она была глубокой и уродливой. Она также могла заразиться без надлежащего ухода или антисептиков. Было бы очень забавно умереть от инфекции.

Костяшки пальцев Мэддокса побелели от того, как сильно он сжимал руль. Орион беззаботно смотрела на него, а не прямо перед собой — вперед, в свое будущее. Мэддокс был ее прошлым.

Но он заставлял себя вернуться в ее настоящее. Заставлял себя выполнить то детское обещание Ри, которая все еще чувствовала вкус его поцелуя на своих губах.

— Черт возьми, Орион, — сказал он хриплым голосом. — Я даже не знаю, что сказать. Я так… так зол, и мне больно, и… — его голос сорвался. Ей показалось, что она увидела, как заблестели его глаза. — Просто так чертовски жаль, что тебе пришлось пройти через это.

Она была удивлена, что её потрясли эти эмоции и неприкрытая боль в его голосе. Это потрясло то место ее души, где лето было идеальным, и его губы на вкус были как жвачка Juicy Fruit. Место, которое она похоронит сразу же после того как сдержит обещание.

— Мне тоже жаль, — произнесла она шепотом.

* * *

— Вот здесь, — сказал Мэддокс, наклоняясь вперед, чтобы посмотреть на дом, перед которым они остановились.

Это было первое слово, которое он произнес с тех пор, как она рассказала ему о маске и пытках. Она догадалась, что это его разозлило. При обыске на месте преступления они должны были найти эти предметы. Но, скорее всего, увидеть и услышать о том, как их использовали — две разные вещи.

Орион привыкла к пыткам, насколько вообще было возможно привыкнуть к подобным вещам. Хотя сидеть в машине с Мэддоксом было совсем другого вида пыткой. Небольшое пространство было пропитано его запахом, резким лосьоном после бритья, который должен был раздражать Орион, но это было не так, потому что это был запах Мэддокса. Ее злило то, что тем вечером она пришла на его задний двор, к его сильным, обнимающим ее рукам, к его глазам, таким искренним, каких она никогда не видела у мужчин.

Это успокаивало ее, и она ненавидела это. Но большой дом с ухоженной лужайкой и безукоризненным садом пугал ее еще больше. Это был мир, которого она не знала, не хотела знать.

Она подозревала, что Мэри Лу родилась в обеспеченной семье, и оказалась права. Это был не просто высший средний класс, это были настоящие богачи.