Юлия, дочь Цезаря - Юлия Львофф (2020)

Юлия снова промолчала; из открытого окна потянуло солёной прохладой, однако, она не принесла ей облегчения. У неё был сильный жар, но не такой, как во время недавней болезни: этот жар шёл изнутри, от самого сердца.

А Цепион уже был рядом с ней — и теперь они вместе смотрели из окна, как тяжёлые капли дождя пригибают к земле веера финикийских пальм в саду виллы.

- Ты помнишь, - тихо заговорил Цепион, склоняясь к Юлии, - как бывало, в детстве мы прятались от ливня в нашем амбаре? Там всегда было тепло и уютно... Помнишь, мы забирались в душистое сено и, тесно прижавшись друг к другу, слушали шум дождя? Нам было радостно вдвоём. Ты помнишь? Мы были счастливы.

- Да, я помню, - беззвучно, одними губами, ответила Юлия.

И вдруг почувствовала, как её стан обнимает жаркая нетерпеливая рука. Взбудораженная кровь горячей волной ударила ей в лицо.

Они стояли, не двигаясь, не сближаясь, и всё же у Юлии ощущение было такое, словно их тела на мгновение слились в любовном объятии.

Она нашла в себе силы отодвинуться от Цепиона и, стараясь унять охватившую её дрожь, произнесла с укором:

- Квинт, мы не можем. Теперь - всё иначе. И ты это знаешь.

Он тут же молча отошёл в глубь комнаты.

- Я рада, что ты не разучился понимать меня, милый.

- Не называй меня «милым». — Голос Цепиона звенел злобой. — Теперь — не называй.

- Квинт, я только хотела... — Желая как-то загладить свою вину перед ним, Юлия шагнула к нему, но он протестующе протянул обе руки, останавливая её.

И Юлия вдруг поняла, что отныне между ними пролегла пропасть и что образ юноши, которого она когда-то любила, с каждым днём будет становиться всё более далёким, чужим и в конце концов исчезнет навсегда. Но, видят боги, ей так не хотелось терять его!

- Надеюсь, ты будешь счастлива с Помпеем. — В голосе Цепиона, вопреки произнесённому им пожеланию, искренности Юлия не услышала.

Он мрачно взглянул на неё и, не прощаясь, вышел из комнаты.

Юлия прислушивалась к его удаляющимся шагам — и не верила, что они расстались так нелепо. Она ещё ждала, что он вернётся, возьмёт её за руки; он мог утешить её первыми пришедшими в голову словами, которые развеяли бы эту мучительную тоску, уняли бы эту щемящую боль в её сердце...

А тоска будто реяла в воздухе; казалось, её можно было увидеть, даже потрогать руками. Эта тоска заглушала все звуки — Юлия не слышала, как уехал Цепион.

Когда она выглянула в окно — окликнуть, ещё удержать его подле себя — было уже поздно. Всё растворилось в голубоватой пелене тумана, окутавшего залив; было тихо, и только у самого дома звенела капель, словно кто-то невидимый ронял горькие слёзы.

Глава 5

- Это нарушение достоинства сана и чести римского патриция! — Слова Марка Кальпурния Бибула прокатились под капителями колонн, ударились о высокие своды курии Гостилия[29], отдались глухими отзвуками эхо.

Гай Юлий Цезарь, занимавший другое курульное кресло[30], взглянул на своего ораторствующего коллегу, недовольно поморщился, но не произнёс ни слова. Бибул, избранный вторым консулом благодаря деньгам противников Цезаря, не представлял для него ни малейшей опасности. Цезарь уже знал, что со временем сумеет и вовсе избавиться от него. Ведь популярность самого Цезаря росла с каждым днём, несмотря на враждебное отношение к нему некоторых сенаторов. Вот и сейчас в лагере его противников что-то затевалось, и возмущённая речь Бибула была лишь началом атаки.

Тщательно расправив складки ослепительно-белой латиклавы[31], со своего места поднялся сенатор Лутаций Катул, один из старейших державных мужей Рима, пламенный защитник республиканского строя.