Оборотень - Шарлотта Йонг (2021)

Посещение портсмутского хирурга только подтвердило мнение самого Перегрина, что он не может остаться в живых и что он до сих пор только держался благодаря чрезвычайной жизненности своей натуры, облеченной в это маленькое, подвижное тело. Выслушав рассказ Анны, д-р Вудфорд решился спросить его, не предпочтет ли он, чтобы ему напутствовал католический священник; но Перегрин, по-видимому, убедился, что эта церковь оказалась бессильна освободить его от тех преследований злого духа, под влиянием которых он был введен в такие проступки, в которых даже не решился признаться Анне. Из своего разговора с ним д-р Вудфорд убедился, что хотя он был хорошо знаком со всеми сторонами тогдашних богословских споров, но что первоначальное протестантское воспитание сохранило на него все влияние. На него производили сильное действие примеры истинного благочестия и добродетели, но под влиянием искушений и невыдержанности характера он часто был совращаем. Но тут опять его возмущали уступки, делаемые народному суеверию, и безнравственность развращенного общества. Истинное религиозное чувство было рождено в нем покойной м-рис Вудфорд, и в последние минуты он держался той веры, с которою оно было связано.

Д-р Вудфорд был обрадован этим не только ради его самого, но и ради его отца, которому все же было бы тяжело увидеть католического монаха у смертного одра своего хотя бы и раскаявшегося сына.

К вечеру приехали его отец и брат. Майор был уже стариком, хотя и бодрым, и он поражал тою особой старческой красотой, которая иногда встречается у людей строгой и воздержанной жизни. Он был сильно потрясен, когда вошел в комнату, его длинные седые волосы спускались по плечам, и на глазах были слезы. Взгляд, которым они обменялись с сыном, был проникнут духом той притчи, которая никогда не устареет.

Перегрин, до сих пор еще не проводивший ни одной счастливой минуты с ним без примеси страха и подозрения, может быть, в первый раз испытал чувство радостного покоя при виде этих самых близких ему по крови людей. Мало было сказано слов между ними, да ему и трудно было говорить; но с этих пор он никогда не чувствовал себя так хорошо, как в присутствии отца или брата. Майор не отходил от его изголовья, и днем и ночью ухаживал за ним, молился вместе с ним.

На смягчение характера старика более всего подействовал тот метод воспитания, который усвоила его невестка с ее старшим сыном, обнаружившим первые признаки той же демонической натуры, встречавшейся в роде Окшотов.

– Если б я понимал это тогда, – сказал он Д-ру Вудфорду. – Если б я так поступал тогда с несчастным мальчиком, он никогда бы не дошел до этого.

– Вы действовали по своей совести.

– Да, сэр! Но состарившись, человек узнает, что совесть бывает иногда ослеплена, особенно под влиянием духа партии и противодействия.

– Я не могу отрицать некоторых заблуждений, – сказал доктор, – но высший нравственный образец, твердые правила и вера – все это в конце концов восторжествовало в нем и явилось его опорой.

– Но все же, – добавил майор со стоном, – как ни тяжело мне видеть его теперь опозоренного и умирающего во цвете лет, никогда еще в течение двадцати восьми лет я не был так спокоен за него, как в эту минуту, и за это я должен прежде всего благодарить Бога и Спасителя моего, а затем вас.

Майор Окшот отнесся с искренним сочувствием к тем религиозным утешениям д-ра Вудфорда, которые, по словам умирающего, отгоняли от него духа зла, пытавшегося, как ему казалось, уже не раз пробудить в нем отчаяние, тогда как отец и друг укрепляли в нем его единственную надежду.

Временами, к его большой радости, не надолго посещала его Анна. Она пришла, наконец, и все знали, что это в последний раз, чтобы вместе с ним причаститься по английскому обряду. Когда она хотела уходить, он протянул к ней руку и просил ее знаком нагнуться, чтобы расслышать слова.