Мы легли спать поздно ночью, но сон никак не лез мне в сознание. Поэтому я лежала на прогнувшейся кровати, на которой буквально день назад лежала Сонька, и пыталась привести свои мысли в полный порядок. До меня наконец-то дошел смысл слов призрака, который разбудил меня той роковой ночью. «Она» – это Сонька, «скоро» – ее смерть.

Она подходит ко мне и прижимает к себе, мы обнимаемся, я слышу стук ее сердца. И она говорит мне: «я жива, зачем ты закопала меня, Аза», и я просыпаюсь с криками и в поту.

Почему же я уделяла так мало времени Соньке?

Последние пару дней мы общались не как подруги детства, а как напарницы, причем люто ненавидящие друг друга – коротко, обрывками фраз, мимолетно.

А она все прижимает меня к себе и плачет: «Аза, Аза Джонсон, зачем ты закопала меня?». Я пытаюсь ей сказать, что она умерла, но она не слышит меня. Ее слезы пропитывают мою майку, и она повторяет и повторяет одну-единственную фразу.

Я не сомкнула глаз за эту ночь ни разу. В конце концов, поняв, что эта ночь для меня обернется круглой бессонницей, я аккуратно покралась через спящих на полу парней, и, выходя на крыльцо, села на ступени. Прохладный воздух тотчас облепил меня со всех сторон, ветер взъерошил немытые волосы. Королевство за теплый душ и новое белье – мелькнула в голове мысль.

Мне не представлялось возможным описывать Богу все то, что творилось у меня в голове, и поэтому я просто стала отковыривать ногтями облупившуюся краску с перил. Если бы я попыталась, я не смогла описать даже бы и половины боли, которая была в моем сердце тогда. Раз уж Соньки не стало, завтра нам предстояло снова возобновить свой путь, чтобы как можно быстрее вернуться в Шарлотт и закончить этот долбаный сумасшедший квест.

Но я даже не представляла, как мы справимся без того, кто подал нам такую огромную надежду…

***

– Шесть пачек сока хватит?

Кир хмурым взглядом окинул Дэвида, и возвращаясь к собиранию продуктов и вещей в дорогу, на пальцах показал число семь.

Похоже, не одна я не спала всю ночь.

Кир не спал, но, когда я ушла, он, вероятнее всего, снова ударился в тихий плач. Это подтверждали и его затравленное выражение лица, и огромные синяки под его глазами, вполне сходными с синяками глубокого алкоголика. Мы собирали вещи молча, тщательно взвешивая каждый грамм и прикидывая в мозгу, сколько мы еще сможем унести. Я не раз возвращалась к замурованным в банки зародышам, но парни всячески отодвигали меня от заветного комода и заставляли собирать вещи дальше.

В конце концов, я сдалась.

Мы вышли из дома тогда, когда время перевалило примерно за десять часов утра. С каждым шагом ветхая конструкция, буквально спасшая нас от смерти, все отдалялась и отдалялась, становилась дальше и исчезала за горизонтом.

Мы прошли мимо могилки Соньки. Кислотный дождь, который шел ночью, прилично разъел накренившийся набок крест, и теперь создавалось ощущение, что его обгрызли сотни маленьких острых зубок. Я не сдержалась и, пока ребята углублялись в лесополосу, подошла к кресту.

– Я люблю тебя, – прошептала я. Сделала паузу. – Я люблю тебя Сонька. Прости, что не говорила тебе это раньше. Прости меня, если ты… еще в силах это сделать… – Отвязала из своего худи одну из завязок и аккуратно повязала на основание креста. – Обещаю, мы доберемся до Шарлотт. Я люблю тебя, моя Сонька.

И, поднимаясь с мокрой земли, заспешила к ребятам.

Мы шли молча, только изредка бросали друг в друга короткие фразы наподобие «мне нужно отойти», «до Оврага четыреста ярдов» или «к послезавтрашнему вечеру доберемся до бухты». Дэвид шел впереди, при необходимости прочищая нам путь от зарослей своим мачете, я и Кир плелись сзади.

Когда часы перевалили за полдень, мы решили сделать привал.