Город потерянных - Соня Грин (2019)

Я погружалась на дно, не в силах грести. Моя веревка вокруг торса ослабла и больше не натягивалась, что говорило о том, что Кир тонет тоже, сдавшись и не захотев бороться за свою жизнь дальше. А ведь сколько я помнила Брауна – даже, не обращая внимания на его скептицизм, он всегда боролся и стоял до последнего вздоха. С уходом Соньки из него словно изъяли часть души; он стал таким раздражительным и жалким, прямо как увядающий цветок, у которого сгнил его корень… Я пыталась выплыть, но руки были ватными. Очевидно, потому, что все мое тело парализовало судорогой. Поэтому я просто продолжила смотреть на огромные жуткие глаза, гадая, что я сделаю быстрее: захлебнусь или окажусь в чьем-то желудке.

Но они не нападали.

Им просто нравилось смотреть на эту жуткую сцену.

И волны бросают нас об острые камни, отливом утаскивая в море и наслаждаясь, как вода окрашивается в насыщенно-красный цвет. И на скалах стоит Сонька, которая плачет, умоляет раскопать ее, ведь она живая. И мы с Киром хотим сказать ей, что ее сердце уже давно остановилось, но только мы открываем свои рты, чтобы издать хоть какой-то звук, волны снова набрасывают нас на скалы, и мы испытываем чудовищную боль.

Они целятся нам прямо в сердце.

Рано или поздно они все-таки туда попадут.

Ритмичные постукивания. Что-то твердое, сыпучее подо мной, такое теплое. Чьи-то вздохи, шум прибоя, волн, разбивающихся о сушу. Прежде чем я уперлась в вполне себе неподвижную поверхность, я чувствовала что-то огромное и склизкое под собой. Потом оно медленно наклонилось и я, обессиленная, еле-еле съехала вниз.

А еще я дышала.

Возможно, я была в раю. В нем такой теплый и такой приятный шум небольших волнушек, и я, зарываясь пальцами в сыпучее нечто, выдохнула. Глаза щипали от морской воды. Да и сил, чтобы открыть их, к сожалению, не оставалось.

Сзади послышались всплески, как будто что-то огромное покидало берег.

Я стала засыпать.

Мозг еще не окончательно пробудился, но я чувствовала, как что-то теплое лижет мои ноги. Глаза больше не щипали, и я смогла позволить себе немного приоткрыть их…

Не может быть.

Нет.

Такого действительно не может быть.

Мы живы?

Я лежала на кристально чистом белесом песке, почти полностью зарывшаяся в него. Ноги мои «лизал» край океана, который еще доставал до обмякшего тела. В волосах, в носу, в глазах был песок.

Я попыталась встать, но все, что мне удалось – хорошенько напрячься и выкашлять немного воды. Да, я была потрепана и ужасно обессилена, но я была жива!

Неожиданно кто-то сзади меня застонал, и я, оборачиваясь, с трудом подавила желание вскрикнуть.

– Черт… – Кир схватился за голову. – Черт… – повторил он. Приподнялся. И снова в бессилии улегся на спасительную землю.

Я нашла в себе силы отползти от края берега, перебирая ватными ногами и руками. Теперь, когда мой мозг соображал более-менее ясно, я смогла увидеть, что доски, оставшиеся после кораблекрушения, прибились к берегу и теперь покачивались на волнах как маятники.

– Мы живы! – я сгребла в руку пригоршню песка и подкинула ее над собой. – О господи, Кир, мы живы! Черт возьми, живы!

Кир подполз ко мне.

– Да, но мы опять прибились незнамо куда! – вдруг воскликнул он, вынув из волос полудохлую медузу и швырнув ее в лижущие берег лазурные волны. – Аза! Мы пытаемся уйти из Слипстоуна, а в итоге мы просто нарезаем круги! О боже, только этого не хватало еще. О боже.

С этими словами мы поднялись и на ватных подкашивающихся ногах побрели вдоль берега. Кир скинул ботинки и шел босиком, как бы убеждаясь, что это все – явь, и что мы до сих пор живы.