Ложь - Каридад Адамс (2018)

— Тебе следовало бы поблагодарить нас, а не спорить. Впрочем, раз ты настаиваешь, я отвечу. Видишь ли, нам с твоим дядей очень важно, чтобы все знали, что мы относились к тебе, как к дочери. А теперь идем, посмотришь какую сверхбожественную модель подвенечного платья я для тебя выбрала. Все журналы передрались между собой за право сфотографировать тебя на обложку.

* * *

— Вероника… — сигаретным дымком вывел на оконном стекле Джонни. Он стоял один в глубине огромного холла на загородной вилле семейства Эстрада. Джонни прислонился лбом к стеклу и снова написал любимое имя. Оно чудилось ему повсюду: каждый звук в сельской тиши повторял его, каждая ветка, каждый сучок рисовали его на сером небе. — Все напрасно, бесполезно. — Джонни в бешенстве развеял рукой написанное имя и поспешно обернулся, услышав за спиной тихие шаги. — Вирхиния! — удивился он.

— Джонни, милый, я напугала тебя?..

— Ты неслышно подкралась на цыпочках… Почему ты вечно бродишь тихо, словно призрак?

— У меня такая манера — ходить неслышно. Я не хочу шуметь и беспокоить кого-то звуком своих шагов, и мне жаль, что ты считаешь это чем-то плохим.

— Прости, Вирхиния, просто у меня плохое настроение. Я не понимаю, что со мной, и чего хочу. К тому же, я не предполагал, что ты здесь. Я думал, ты ушла вместе со всеми на охоту.

— Зачем мне идти, если я боюсь выстрелов, и мне больно за зверушек.

— Ты такая впечатлительная.

— Чересчур, иногда это доходит просто до смешного. К тому же, у меня была другая серьезная причина: ты тоже не пошел на охоту…

— Это вовсе не причина. Полагаю, ты приехала, как и все, поразвлечься.

— А ты?.. Ты, Джонни?.. Зачем приехал ты?

— Ты отлично знаешь — чтобы порадовать отца.

— И чтобы быть подальше от нее? Бедный Джонни, что ты только не делал, чтобы забыть ее? Если бы ты хорошенько подумал о том, что Вероника никогда тебя не любила, что какой-то чужак стал для роднее тебя, твоя глупая любовь сразу бы прошла.

— А кто тебе сказал, что она еще не прошла?..

— Мой бедный Джонни… Ты только что писал ее имя на стекле сигаретным дымом.

— Ты за мной следила?..

— Нет, я смотрела на тебя, что не одно и то же. Я все время смотрю на тебя. Вчера я смотрела, как ты стакан за стаканом пил виски, и сейчас ты тоже пьешь. Разве там не стакан?

— Все верно, пустой стакан.

— С тех пор как все ушли, ты несколько раз наполнял и опустошал его…

— С чего ты взяла?

— Прости, но я здесь уже давно. Я так боюсь за тебя, ты такой печальный Что бы я не отдала, лишь бы ты был счастлив. Джонни, милый, если бы это было в моей власти, я принесла бы самую большую жертву, но добилась бы, чтобы все изменилось: чтобы Вероника стала такой, как ты хотел, чтобы не было Деметрио де Сан Тельмо и Рикардо Сильвейра… я…

— Хватит, Вирхиния, довольно! Иногда мне кажется, что ты получаешь удовольствие, проворачивая кинжал в моей ране!

— Джонни, любимый, что я сделала тебе? Ты так расстроился. Боже мой, как я несчастна!..

— Не плачь!..

— Я не плачу… Но я так люблю тебя, мой Джонни!..

— Замолчи! Замолчи, прошу тебя! Разве ты не видишь, что я схожу с ума? Неужели не понимаешь, что я никого не хочу видеть, даже тебя! Подай мне ту бутылку и оставь меня. Я напьюсь до беспамятства и забудусь! Если бы я мог забыть, простить себе, что всего через двадцать шесть дней я потеряю ее, и все станет другим!

* * *

Двадцать шесть дней…

Для Вероники они промчались незаметно. Ее поглотил бесконечно хлопотный водоворот: магазины, обувщики, шляпники, модистки, пижамы, вечерние и дневные платья, горы постельного и нижнего белья, какие-то упакованные в коробки произведения искусства, словно предназначенные для украшения дворца, и постоянное давление доньи Сары, полными пригоршнями скупающей бесполезные безделушки…

— Я устала! — жаловалась Вероника.