Гобелен - Фиона Макинтош (2015)

– Ничего страшного. Под снегом какой-то камень или сук, и я об него запнулась.

– Простите меня. Мне не следовало применять к вам подобный тон. Вы – самая храбрая женщина из всех, кого я знаю, раз пустились в подобное путешествие. Я не говорю уже о погодных условиях. Будь вы моей женой, я бы гордился вами бесконечно.

Джейн сглотнула.

– Благодарю вас. Просто… просто я должна спасти его. Должна, и все.

– Думаете, вам разрешат свидание с мужем?

– Не уверена. Впрочем, не советую недооценивать женские уловки.

Саквилль поднял на нее глаза, и Джейн уловила усмешку в его взгляде. Между тем дышать ей становилось все труднее. Они с Саквиллем шли уже два часа; теперь Джейн заметила, что и его дыхание вырывается из легких с надсадным свистом. Когда разговор зашел об уловках, оба бессознательно остановились и стали глядеть друг другу в лицо. Клубы пара слетали с их уст – лишь теперь они это заметили. Юноша очнулся и застонал от нового приступа боли.

– Если мне не изменяет память, вон за тем поворотом начинается тропа, которая ведет к заброшенному домику. Прежде там останавливались дровосеки. Мы могли бы передохнуть, обогреться, а пожалуй, и выпить пару капель бренди, что мисс Эванс тайком сунула в ваш карман, Джейн, – лукаво предложил Саквилль.

Джейн изобразила святое неведение, но была вынуждена беспомощно улыбнуться.

– Это было бы славно. Прошу вас, Джулиус, ведите меня к этому домику.

– Значит, будет привал, – молвил Саквилль.

Расстояние оказалось значительнее, чем прикидывал Саквилль. По подсчетам Джейн, до домика добирались не меньше получаса. Распахнув наконец дверь, оба почувствовали, что находятся на последнем издыхании от холода и усилий.

Джулиус плотно закрыл дверь, когда они вошли, но ледяной ветер врывался в щели дощатых стен. Для Джейн это не играло роли. Пристанище дровосеков показалось ей, без преувеличения, тропическим раем – по сравнению с пронизанной холодом заснеженной пустошью. Джона Беллоу уложили на утоптанный земляной пол, проверили, не съехала ли шина, не обращая внимания на то, что юноша бился и подвывал от боли. Увы – эти протесты отнимали у бедняги последние силы.

Джейн тронула его лоб, почувствовала, что у Джона поднялась температура. Снова надела перчатки, достала из кармана заветную фляжку. Сделал два глотка, передала бренди Джулиусу.

– Вот, выпейте, только не увлекайтесь. Фляжка почти полна, но бо́льшую часть бренди мы должны оставить Джону. Ему лучше без сознания – вызвано ли забытье болью или алкоголем.

– Вы правы, – согласился Джулиус и стал, морщась от боли, растирать затекшие и озябшие руки, которые в течение нескольких часов не меняли положения. – Вот те на! Чертовы мурашки!

Джейн рассмеялась.

– Вас забавляют мои телодвижения? – возмутился Джулиус, беря флягу.

– Нет – ваши выражения. Не перестаю удивляться многообразию способов сказать, что испытываешь боль, в то время как существует одно нормальное слово.

Джулиус несколько опешил, задумался над сказанным. Глаза его постепенно округлялись.

– Мне жаль, что я оскорбил ваши уши, Джейн. Леди вашего положения не должна выслушивать такие слова.

– Не надо пафоса, Джулиус. Пейте лучше бренди.

Джулиус повиновался, сделал три глотка.

– Еще! – скомандовала Джейн.

Он покачал головой.

– Нельзя, а то опьянею. Напоите Джона. Бедняге пока ни к чему ясное сознание.

Джейн влила обжигающий напиток в рот с побелевшими губами. Ее покоробило, что вкус бренди оказался знаком юноше – едва живой от боли, Джон Беллоу, тем не менее, жадно приложился к фляжке. Джейн шептала Джону успокаивающие слова, пока голова его не поникла. Он пробормотал что-то нечленораздельное и погрузился в сон.

– Вот и хорошо, – заключил Джулиус.

– Сколько у нас времени на отдых?

Он полез в жилетный карман за часами на цепочке, щелчком открыл крышечку, вздохнул.