От ненависти до любви - Валентина Мельникова (2010)

Все же я продолжала красться по тропе, не снимая пальца со спускового крючка. Небо немного посветлело, но в лесу было по-прежнему сумрачно, словно уже наступил вечер. Я знала, что до полной темноты еще часов шесть, и не слишком беспокоилась. Под ноги я не смотрела и очень удивилась, когда вдруг уткнулась в камни. Тропа пропала. Видно, увлекшись мыслями о медведе, не заметила, как ступила на отвилок тропы, вероятно, звериной, так как дальше она терялась среди камней и мхов горной тундры. Я с досадой сплюнула под ноги. Ну, кулема! Не хватало еще заблудиться!

Впереди что-то темнело. Я вгляделась. Метрах в десяти от меня на фоне хилого редколесья виднелась настоящая избушка на курьих ножках. Вернее, нога была одна. Старый маленький сруб стоял на высоком пне, который вцепившимися в землю корнями действительно напоминал гигантскую птичью лапу. Проклиная себя за любопытство, я все же полезла в камни и через несколько минут оказалась возле избушки. Постояла, прислушиваясь, нет ли поблизости кого живого, затем обошла вокруг покосившегося ветхого строения. На гладком, сизом от времени пне, под самым срубом со всех сторон были видны глубокие борозды от медвежьих когтей. Береста на крыше покоробилась и кое-где провалилась. Окон не было. С трудом дотянувшись, я зачем-то постучала стволом карабина в грубо сколоченную деревянными гвоздями дверь. Если б в ответ раздался старушечий голос, я, наверное, не слишком бы удивилась. Но никто не отозвался.

Тогда, подобрав сухую сучковатую лесину, я приставила ее к порогу и забралась наверх. Дверь поддалась неожиданно легко, но вместо скрипа я услышала нежнейший «малиновый» звон. Чудеса продолжались. Только сейчас я увидела небольшой, величиной с детский кулак, колокольчик. Он висел под коньком на длинной кожаной тесемке, которая порвалась, как только я за него взялась. На колокольчике, покрытом зеленовато-сизой патиной, было выбито: «Заводъ Филарéта Горéлова».

Я почти по-пластунски преодолела порог, как вдруг на голову мне прыгнула какая-то мохнатая тварь. Заорав от страха, я отпрянула назад, сорвалась и заскользила, сшибая сучки, вниз по жерди. Приземлилась в мох и сквозь летавший вокруг пух узрела отброшенную мной связку из трех глухарей, успевших превратиться в мумии. Видно, висели они здесь с незапамятных времен.

Я выплюнула забивший рот пух, и тут на зубах у меня что-то скрипнуло. Мне показалось – камушек. Я сплюнула его на ладонь и обомлела: золото!.. Подхватив карабин, снова влезла наверх. Под крышей висели связки полуистлевших соболиных и беличьих шкурок. Несколько десятков. Я не ошиблась. Это был заброшенный охотничий лабаз. Но главное, на пыльном полу под шкурками виднелась кучка желтого песка! Я, как старатель, осторожно сгребла крупицы золота в ладонь и переложила на оказавшийся под рукой кусок бересты. Оставшееся богатство собирала уже на ощупь, среди шерсти и пыли. Наверняка часть все-таки завалилась между щелястыми половицами. Ползая на коленях, я обследовала все вокруг, и тут на глаза попалась небольшая, похожая на женский ридикюль сумочка или, скорее, кисет из оленьего камуса. На ней с удивительным вкусом мелким бисером был вышит орнамент. Светлый мех сумки красиво сочетался с окантовкой из синего и оранжевого фетра, выцветшего и запыленного.

Я раскрывала ее медленно, как страстный картежник последнюю, решающую карту, боясь вспугнуть удачу. Есть! И здесь золото. Почти половина кисета! Вот сюрприз так сюрприз!

Я запустила руку в кисет. В нем хранились самородки крупнее. Некоторые из них достигали размеров с горошину, а некоторые – с бобовое зерно! Но это было не все. Вперемешку с самородным золотом я разглядела на ладони несколько потемневших золотых монет, но не круглых, а удлиненных, похожих на лепестки цветов. И еще странную фигурку, тоже золотую, что-то вроде медальона, грубой ручной работы.