Мужья и любовники - Ширли Конран

— Я не знаю. — Ему никогда не приходило в голову, что блистательная, уверенная в себе Джуди может ощущать одиночество. И опять, сам того не желая, Марк попытался сравнить двух женщин.

Максину чуть потряхивало на высоком сиденье старинной коляски, в которой она ехала через лес. Щеки ее горели от холода, и она ощущала легкий страх. Как только компания въехала в лес, три оленя бросились со скользкой размытой дороги в чащу. Охотники на лошадях пустились за ними, весь лес огласился звуками рожков.

Пьер, сдерживавший рвущихся вперед лошадей, обернулся к Максине. Коляску тряхнуло, и графиня Шазалль на мгновение оказалась прижатой к сидящему на козлах человеку.

— Да, не хотелось бы здесь загреметь, — сказал Пьер, уже намеренно прижимаясь к своей спутнице.

«Так, — подумала Максина, — послание отправлено и получено».

— Если поехать через буковую рощу, то мы нагоним их у подножия холма, — произнесла она вслух.

Лошади понеслись в указанном направлении, а Пьер, придвинувшись поближе к Максине, вдруг прильнул губами к ее губам. "А почему бы и нет?

Он флиртует со мной все выходные, и мне это нравится, — усмехнулась Максина. — Есть что-то особенно лестное в том, что твой первый любовник дает понять, как он хотел бы вновь оказаться с тобой в постели. Я была верна Чарльзу в течение двадцати лет, а в награду получила шлюху в собственной спальне".

— Тут неподалеку есть амбар, — полувопросительно сказала она.

— Отлично, — отозвался Пьер.

Теперь Максина дрожала от возбуждения, ожидая, пока Пьер распрягал обеих лошадей и заботливо укрывал их попоной. Потом он обернулся к Максине и, взяв ее за подбородок, крепко поцеловал в ледяные губы.

— Давай залезем на самый верх копны, там будет теплее.

Они взявшись за руки, стали осторожно забираться наверх.

— Я не могу стоять, у меня ноги подкашиваются, — прошептала она.

— У меня тоже, — ответил он.

Они буквально упали на сено. Его руки проникли под мягкий мех ее лисьей шубы. Ее дрожащие пальцы пытались расстегнуть пуговицы на его рубашке, а он уже стягивал с Максины свитер.

— Твоя грудь ничуть не изменилась, — пробормотал он, осторожно водя языком по ее крепкому соску. Максина застонала от наслаждения, подумав, что существует, наверное, некая невидимая нить высокого напряжения, ведущая от сосков к паху.

«Вот он, — говорила себе Максина, — тот момент, когда единственное, чего тебе хочется, — это спокойно лежать и позволить удовольствию поглотить тебя целиком». Но, вероятно, именно потому разладились их отношения с Чарльзом.

Она всегда отдавала инициативу ему, сама же была пассивной и сдержанной — такой, какой люди, знавшие Максину вне постели, никак не могли ее представить. Если бы только она не начала полнеть! Если бы только она была в приличной форме! Тогда она вела бы себя иначе. Но она слишком хорошо знала изъяны собственной внешности.

«Я не могу сосредоточиться на нескольких вещах одновременно: пока он целует мне грудь, заставляя стонать от удовольствия, я не могу ни о чем думать, не могу пошевелить рукой, я в состоянии только чувствовать».

— Ну, теперь моя очередь, — сказал Пьер, будто услышав ее мысли. Он перевернулся на спину, и Максина притронулась к его упругой плоти. Она прикрыла зубы губами, став похожей на очаровательную обезьянку, и взяла член в рот.

«Но ведь все это в мой рот не поместится», — обеспокоенно подумала она.

Пьер извивался от удовольствия.

— Попробуй делать руками и ртом одни и те же движения в одном и том же ритме, — попросил он. И неожиданно давно забытое чувство уверенности в себе вернулось к ней.

Чуть позже, заботливо укрывая ее белое, чуть полноватое тело рыжей лисьей шубой, Пьер прошептал:

— Я мечтал о твоей груди двадцать лет, А ты хоть иногда меня вспоминала?

Максина прекрасно понимала, что это обычный во Франции разговор после соития, и поэтому предпочла ответить в том же духе: