Роман женщины - Александр Дюма-сын (1994)

Юлия не забывала своих дел и в тот же день отправилась к министру, который уже знал о ее связи с де Грижем.

— Что с вами, прелестная Юлия? — сказал министр. — Вас нигде не видно, и, черт знает, что за любовь овладела вами? Стоит ли любить такого бесполезного человека?

— Ошибаетесь, — отвечала она, — у нас не было еще такого сильного союзника; иначе я бы не связалась с ним, поверьте.

— Объясните мне.

— Не хочу; вы усомнились во мне, нужно же наказать вас за недоверчивость.

— Берегитесь, Юлия! Эмануил, делаясь более и более народным, с каждым днем становится опаснее. Сначала я думал, что женитьба удалит его от политических занятий, но ошибся в расчете: он появился еще сильнее, чем прежде, его вступление и речь при этом чрезвычайно много сделали в его пользу.

— Он наш! — говорю вам. Но что будет мне за это торжество? Оно мне дорого обойдется, предупреждаю вас.

— Все, что потребуете, отказа не будет.

— Так не скупитесь же; я рассчитываю на вас, чтоб округлить мои средства и успокоиться…

— И жить с де Грижем, как это нежно.

— О нет, я думаю путешествовать.

— Я вас отправлю в Россию…

II

Наступил август месяц. Если читатели имеют хорошую память, то догадаются, что август месяц должен произвести важную перемену в жизни Мари. И точно, около 20-го числа страдания близких родов стали ее тревожить. Молодая женщина переносила их с робостью, ибо они наполняли счастьем ее сердце. Эмануил не отходил от нее; любовь его достигла высшего своего развития; он становился на колени у ее постели, умолял Бога не оставить жену его в те минуты, в которые он сам ничего не мог для нее сделать; он глядел на нее с улыбкой, полной нежности, целовал руки; а она, гордая безграничной любовью мужа, улыбалась даже среди криков боли и слез.

Граф д’Ерми, постоянно находившийся при дочери, был наружно покоен, но, бледный, с замирающим сердцем, он не сводил глаз с Мари, казалось, он страдал больше всех; а Мари, понимая это, удерживала стоны, которые надрывали ее грудь.

Что касается графини, она и тут не изменила себе. Она находилась при дочери потому только, что это была ее прямая обязанность; но на страдания ее она смотрела как на вещь самую обыкновенную и не тревожилась ими; сидя у ее изголовья, смеялась и болтала, как всегда, что, однако, ободряло молодую страдалицу.

Чем ближе подходила решительная минута, тем сильнее страх овладевал душою де Бриона; он ходил по комнате по всем направлениям, и, когда являлся доктор, он смотрел на него умоляющим взглядом подобно тому, каким осужденный смотрит на судью. Все видели, что его существование зависело от жизни Мари и что несчастье одной будет общим несчастьем. Такое положение длилось три дня, и к вечеру последнего доктор объявил всем счастливые результаты, Мари сделалась матерью. Граф и Эмануил молились в разных углах, и только потом они крепко пожали руки друг другу.

Как только миновала опасность, все опять развеселились в доме, начиная с Эмануила и кончая Марианной, не отходившей ни на минуту от своей госпожи. Мари поправилась скоро; потом все забылось, кроме прелестной дочери, которая одна напоминала собой это событие. И все опять пошло своим порядком; граф и графиня вернулись к себе, Эмануил — к своим занятиям по палате, и только в жизни Мари была заметна совершенная перемена; она посвятила себя ребенку. Мари написала Клементине о рождении дочери; та, отвечая ей, уведомила о рождении сына. И жизнь этих двух существ, как будто нарочно, шла в параллель одна другой; зима приближалась, ознаменовавшись множеством праздников. Казалось, все шло навстречу счастью молодой женщины. Клементина тоже хотела приехать в Париж; но Барилльяр, любивший провинцию и имевший в ней родных, откладывал отъезд.