Роман женщины - Александр Дюма-сын (1994)

— Я исполню вашу волю, — отвечал Леон взволнованным голосом, — ибо сам знаю, что после этого мы не можем и не должны более видеться; но перед вечной разлукой с вами я хочу оправдать себя в преступлении, которое вам угодно приписывать мне. Не дотрагиваясь еще до оружия, я предлагал г-ну де Бриону все возможное, чтоб только этот поединок не был приведен в исполнение; но на мои предложения он отвечал оскорблением. Будучи на его месте, я действовал, быть может, точно так же. Делать было нечего, мы взяли оружие, но и тогда, когда по сигналу раздался его выстрел, моя рука оставалась неподвижною. Пистолет его не был заряжен — я остался невредим. Тогда, положив на стол свой пистолет, я сказал вашему мужу: «Ничто в свете не заставит меня быть вашим убийцей!» Он схватил пистолет и отвечал мне: «Решившись отнять честь, нечего жалеть жизни; эта жизнь, которую вы оставляете мне, как милостыню, слишком постыдна, чтоб я мог согласиться воспользоваться ею. Вы можете пощадить ее; но я должен умереть». И вслед за тем он размозжил себе голову, прежде чем я успел сделать движение, чтоб удержать его руку… Вот истинный ход дела, сударыня, верьте мне, ибо в подтверждение правды я клянусь именем и могилой моей матери.

Сказав это, Леон удалился.

— У него не хватило мужества жить, — проговорила г-жа де Брион, — следовательно, он не любил меня!

— Он очень любил тебя, Мари! — возразила старушка.

— Ступай за мной, Марианна!

Г-жа де Брион направилась к роковому домику. Рассветало, утро было свежее, но оно не могло остудить горячую голову бедной женщины. Дойдя до дверей домика, Марианна остановилась.

— У меня не хватит сил его видеть, — сказала она, — я буду здесь молиться.

Мари поплелась одна. Дверь комнаты, где застрелился Эмануил была полуотворена; лампа тускло освещала это место смерти. Г-жа де Брион в ужасе остановилась на пороге.

— Надобно, — проговорила она наконец и вошла в комнату.

Сначала она ничего не видела; но, всмотревшись, она заметила мужа, опрокинувшегося через стул: руки его висели — жизнь совершенно покинула его тело. Едва живая, она подошла к трупу и опустилась перед ним на колени; долго не смея поднять глаз, она решилась наконец взглянуть на его лицо. Зрелище было ужасно: пуля обезобразила его черты, кровь струилась из раны, предсмертные судороги раскрыли уста, щеки позеленели, глаза закатились…

С бесстрастием, которого она не ожидала от себя, Мари положила руку на грудь так сильно любимого ею человека. Но холодна как камень была эта грудь, и сердце, которое билось и жило два года одним ее именем, — застыло навеки.

— Мертв! — проговорила она и бросилась на труп мужа. Но тот свалился на пол, и глухой звук, звук падения безжизненного тела, поразил ее ухо.

Испуганная, она отступила назад и бросилась к дверям. Она едва нашла в себе силы, чтоб позвать Марианну, которая, прибежав на зов своей госпожи, нашла ее в обмороке у порога…

— Убежим отсюда, убежим! — говорила, очнувшись, г-жа де Брион.

И она бессознательно вышла на дорогу, беспрестанно оглядываясь назад, как будто боясь, что этот домик, сделавшийся могилой ее мужа, двигается вслед за нею.

— Ты видишь, Марианна, что мне не остается ничего кроме смерти, — прошептала лихорадочно Мари.

— А отец? А дочь? — отвечала Марианна, которую сам Бог, казалось, послал Мари для поддержки и утешения.

Но Мари не отвечала; она шла вперед, ускоряя шаги, и после часа такого путешествия наши путницы достигли хижины, окруженной виноградником. Истощенные усталостью, измученные страхом, они вошли в нее.

Обитатели этого убежища окружили вновь пришедших. Г-жа де Брион попросила стакан воды и послала найти ей экипаж и лошадей. Она хотела скорее бежать из мест, где разыгралась эта кровавая драма, как будто, покидая их, она могла отделаться от воспоминаний.

— А мой отец? Что с ним? — вскричала Мари в припадке безумия и отчаяния. — Он умрет тоже?..