Роман женщины - Александр Дюма-сын (1994)

Между тем дорога все сокращалась. Мари инстинктивно выглянула из окна кареты: луна серебристым лучом освещала поляну — и г-жа де Брион невольно предалась созерцанию величественной картины ночи. Ей казалось, что среди этого безмолвия ее молитва легче дойдет до неба, и что оно было так же милостиво, как прозрачно и чисто, и, увлеченная этой мыслью, она почти забыла, откуда и куда она едет. Но вскоре Мари заметила, что движение кареты стало медленнее.

— Боже мой! — воскликнула она с ужасом, хватая руки Марианны. — Мы приехали.

Марианна в свою очередь выглянула из окна и увидела, что ехавшая впереди них карета остановилась. Это напомнило действительность нашим путницам.

— Творец! — вскричала Мари, опускаясь на колени, как будто желая, чтоб мольба ее дошла до него прежде, нежели совершится несчастье. — Ты, которому все известно, не наказуй невинного; но да обрушится гнев твой на одну меня, как единственную виновницу этих бедствий.

Потом она посмотрела на дорогу; она видела, как Леон вышел из экипажа, поговорил с почтальоном и, закутавшись в плащ, направился к домику, одиноко стоящему на краю поля и прикрытому массою деревьев.

И Мари было так ужасно видеть человека, пробирающегося среди ночи с целью убить или умереть самому, что она начала ломать руки и ударять себя в грудь. Марианна, стоя на коленях, рыдала и молилась, как ее госпожа.

Эмануил уже ожидал Леона в саду; поднявшись на крыльцо дома, он отворил дверь, в которую Леон вошел вслед за ним, и тотчас же запер двери за собою. Оба противника вошли в комнату, где находился стол, со всем необходимым для письма, часы и два стула. Не говоря ни слова друг другу, каждый из них положил свои пистолеты на доску камина, и они сняли шляпы; лампа освещала эту мрачную сцену. Леон первый прервал молчание.

— Милостивый государь, — сказал он, — я поневоле не мог исполнить одного из условий.

— Какое? — спросил Эмануил.

— Я не мог взять с собою г-жу де Брион, потому что не нашел ее у себя.

— Я знаю это.

— Знаете?

— Я ее видел.

Леон побледнел.

— Могу спросить, где вы ее видели?

— Она была у меня и просила меня не стреляться с вами; но, как видите, я не согласился на ее просьбу. Потом она просила прощения, и, как она вам скажет, быть может, сама, я простил ее.

Леон поклонился.

— Теперь, — продолжал Эмануил, — потрудитесь исполнить остальные условия, если вы не забыли их.

— С удовольствием.

— Вот бумага, которая будет служить доказательством моей добровольной смерти, — не угодно ли прочитать ее?

— Незачем, я верю вашему слову.

— Между прочим, возьмите эти ключи: один из них от дверей дома, другой от калитки сюда. В случае, если вы переживете меня, вы бросите их, воспользовавшись ими. Точно такие же у меня в кармане, чтобы, когда их найдут при мне, могли подумать, что я сам заперся в этом доме.

Леон знаком отвечал, что он понимает, в чем дело.

— Вот, — продолжал Эмануил, — бумага, чернила и перья. Если вам нужно написать что-нибудь, то пишите скорее, нам остается только пять минут.

— Мне нечего писать, — отвечал Леон, — я совершенно готов.

— Ваши пистолеты с вами?

— Конечно.

— Один из них заряжен?

— Да.

— Я тоже взял свои; мы бросим жребий, какие из них употребить в дело, — сказал Эмануил; потом, взяв несколько монет, бросил их на стол, прикрыв рукою и, глядя вопросительно на Леона, ждал ответа.

— Лицо, — сказал маркиз немного смущенным голосом.

— Вы счастливы, — отвечал ему Эмануил.

Отворив ящик, Леон подошел к де Бриону и спросил его:

— Вы ни за что не откажетесь от вашего намерения?

— Ни за что, — отвечал тот.