– Все находится за миллионы миль от Бале-на-Гриде. Яизатнаф. – Она попробовала каждый звук на вкус. – А что это значит? Это же не ирландский и не английский, верно?

– Это торобоанский.

– Торобоан? – повторила она, поднимая брови. – Айвен, честное слово, вы иногда ничем не отличаетесь от Люка. Я думаю, большинство своих фразочек он позаимствовал у вас.

Я тихо засмеялся.

– На самом деле, – Элизабет наклонилась вперед, – я не хотела говорить раньше, но мне кажется, Люк вас уважает.

– Правда? – Я был польщен.

– Ну да, потому что… ну… – Она подбирала слова. – Пожалуйста, не подумайте, что мой племянник сумасшедший или что-то вроде того, но на прошлой неделе он придумал себе друга. – Она нервно засмеялась. – Этот друг несколько дней ужинал вместе с нами, они играли в салочки в саду, они вообще играли во все, что только можно, – от футбола до компьютера, даже в карты, представляете? Но самое смешное, что его звали Айвен.

Видя мое замешательство, она густо покраснела и решила загладить свою бестактность:

– То есть ничего смешного тут нет. Просто я подумала, что он, вероятно, восхищается вами и воспринимает вас как образец мужского поведения. – Она умолкла. – В любом случае Айвен исчез. Он ушел от нас. Сам собой. Вы не представляете, что это был за кошмар. Мне говорили, что воображаемые друзья могут задерживаться на целых три месяца. – Она состроила гримасу. – Но, слава богу, все позади. Я даже отметила в календаре этот день. И все-таки довольно странно, что он ушел, как раз когда появились вы. Думаю, вы его спугнули… – Она засмеялась, но, взглянув на мое смущенное лицо, замолчала и вздохнула: – Айвен, почему говорю только я?

– Потому что я слушаю.

– Что ж, я все сказала, так что, может, теперь послушаем вас? – парировала она.

Я засмеялся. Она всегда злилась, когда чувствовала себя глупо.

– У меня есть теория.

– Ну, так поделитесь ею со мной для разнообразия. Если она не предполагает, что нас с племянником следует отправить в серое бетонное здание с решетками на окнах, под надзор монахинь.

Я в ужасе посмотрел на нее.

– Продолжайте, – засмеялась она.

– Кто сказал, что Айвен исчез?

Элизабет выглядела шокированной.

– Никто не говорил, что он исчез, и, если уж на то пошло, он вообще никогда не появлялся.

– Люк считает, что появлялся.

– Люк его выдумал.

– Может, и нет.

– Ну, я его не видела.

– Вы видите меня.

– Какое вы имеете отношение к невидимому другу Люка?

– Может быть, я и есть друг Люка, только я не люблю, когда меня называют невидимым. Это не политкорректно.

– Но я же вас вижу.

– Именно. Так что я не понимаю, почему люди упорно продолжают говорить «невидимый». Если кто-то меня видит, значит, я, несомненно, видимый. Подумайте вот о чем: случалось ли так, чтобы друг Люка Айвен и я когда-нибудь находились в одной комнате в одно и то же время?

– Ну, он мог бы быть здесь прямо сейчас, насколько я понимаю, ел бы оливки или что-нибудь в этом роде. – Она засмеялась, потом вдруг остановилась, увидев, что я больше не улыбаюсь. – Что вы такое говорите, Айвен?

– Элизабет, все очень просто. Вы сказали, что Айвен исчез, когда появился я.

– Да.

– Не кажется ли вам, что это значит, что я и есть Айвен, просто теперь и вы стали меня видеть?

Элизабет возмутилась:

– Нет, потому что вы реальный человек со своей реальной жизнью, у вас есть жена, ребенок, и вы…

– Элизабет, я не женат на Фионе.

– Ну, тогда бывшая жена, не в том дело.

– Я никогда не был на ней женат.

– Я вовсе не собираюсь вас осуждать.

– Нет, я хочу сказать, что Сэм не мой сын. – Это прозвучало настойчивее, чем мне хотелось. Дети понимают такие вещи гораздо лучше. Взрослые же все только усложняют.