Свободные от детей - Юлия Лавряшина (2008)

Но я стараюсь не морщиться, чтобы не выглядеть этакой девственницей, которой и хочется, и колется. Водка начинает действовать, размягчая мозг, не сразу, я успеваю осмотреться. Остальные пришли компаниями или парами, но изгоем себя не чувствую, потому что я — наблюдатель. Скорее всего, никто даже не заметит моего присутствия, и это позволит мне осторожно снять слепки со всех лиц, рук — авось, пригодятся!

Слева от меня постаревший, раздавшийся демон, все с той же гривой, но потускневшим взором — на левом глазу бельмо. Мне кажется, он из нашего цеха: глаза смотрят каждый в свою сторону. Почему-то среди литераторов это часто встречается, хотя уникальности взгляда это их стихам не придает… С ним маленькая женщина, этакий воробушек, стриженая, вертлявая, с крошечным обиженным, немолодым личиком. Мне слышно, как он называет ее Надеждой, и повторяет это так часто, будто себе же и пытается внушить, что она и есть его надежда. Как в том анекдоте, когда со слезами: «Моя жена красивая, красивая…» Ее жаль. И его жаль. Эти люди не сделают друг друга счастливыми, потому что несчастливы и по отдельности, просто не умеют пребывать в другом состоянии. Они только умножат свое несчастье, соединившись.

Но этого я им не скажу. Они в том возрасте, когда уже пора научиться быть самодостаточными, счастливыми от общения с собой, своим интеллектом и душой. Тогда и другого они могут заинтересовать и увлечь. А если этого в тебе нет, значит, просто не дано, и цепляться за кого-то случайного бессмысленно. Ты можешь раствориться в нем, полностью отказавшись от своего «я», превратиться в чеховскую «душечку», но его тем самым ты перестанешь интересовать вовсе. Его могут привлекать твои обеды и поглаженные тобой рубашки, и он будет покорно жить на цепи этих маленьких привязанностей, но лишь до тех пор, пока его не позовет Настоящее.

Хотя, может, оно не встретится и ему… И вы умрете в один день, так и не отведав истинного счастья. Не познав, как сладко спорить за полночь, отстаивая свое, взращенное, но и пытаясь отыскать точки, где оно совпадет с тем, чем твой любимый напитался за годы до встречи с тобой. А потом закончить сражение в постели, где каждый из вас может оказаться и поверженным, и одержавшим победу. Все на равных. Все счастливы.

Только этим двоим не суждено познать такое, я уже вижу. Этот хмурый воробушек будет биться за собственную победу до потери пульса, как говорили мы в детстве. И вымотает демона, вынудит его бежать — прочь или в себя, это уже детали. Мне они неинтересны.

А справа — девичник. Только девицы перезрелые, пожалуй, постарше меня. Трое из четверых — блондинки. Длинные волосы то и дело откидывают, чуть ли не хлещут друг друга по лицу, но все улыбаются. Однако чувствуется, что улыбаются потому, что так положено при встрече с подругами, а не потому, что внутри что-то вспыхивает при виде их. Я начинаю улыбаться, когда вижу Леру. Даже когда думаю о ней.

На этом он и ловит меня.

— Ваша улыбка не мне адресована?

Чем меньше похож на Власа, тем лучше. У этого волосы какие-то пепельные, или при этом свете так кажется? Длинненькие, сзади до плеч висят, может, музыкант? Художник? Со всякими менеджерами знакомиться не люблю — о чем с ними говорить? Хотя с любым из них проще казаться личностью, а каждый художник самовлюблен до неприличия. Но тем и забавен. Хотя в компании веселее с артистами, у них всегда в запасе куча театральных баек, которые они умеют рассказывать, как никто. Может, следовало позвонить Власу? С его помощью легко восстановилось бы обычное положение вещей. И детские голоса перестали бы звучать в ушах…

Я убираю с лица улыбку. И он понимает без слов:

— Не мне. Извините, — он мнется, не уходит. — Но можно я все-таки присяду?

Киваю на щебечущих блондинок:

— Может, вам лучше взять правее?

Чуть поджав губы, он мотает головой:

— Не мое.

— А я, значит, ваше?!

— Мне кажется, я вас где-то видел.