Свободные от детей - Юлия Лавряшина (2008)

Ее легкий, совсем не старческий смех ветерком струится по комнате. Глаза лукаво прищурены, удлиненные ногти поблескивают. До сих пор кокетлива, очаровательна… Когда вмешиваются цифры, складываясь в нечто невообразимое, ужасая, разум отказывается в это верить, ведь вот же сидит передо мной — живая, блестящая, подтянутая! На каблучках ходит, и так стремительно, что даже я устаю с ней рядом. Восторг, а не женщина… Каким идиотом, похоже, был ее муж!

Точно услышав мои мысли, Зинаида Александровна поясняет:

— А мужу я сообщила о своей любви в первый же день. С недобрыми чувствами, конечно… Позлорадствовать хотелось. А он не поверил! Представляете, Зоя? Он отказывался верить, что я могу ему — такому замечательному и непревзойденному — изменить!

— Самонадеянный был человек…

— Талант, — отзывается она с неожиданным уважением. — Они оба были невероятно талантливы. Мне казалось, что оба могли сыграть что угодно: хоть Гамлета, хоть его мать…

Я сдержанно усмехаюсь, боясь хоть чем-то задеть ее. Но она сама улыбается во весь рот. Мне кажется, что Зинаида Александровна взглядом просит побудить ее к продолжению. Но мне и самой хочется узнать, что же там было дальше в этом ненаписанном романе.

— Мы встречались года три, — охотно откликается она на мой вопрос.

Но больше не улыбается, и я понимаю, что та застарелая боль все еще не умерла в ней. Но это не страшно… Она позволяет этой много пожившей женщине чувствовать себя живой.

— А потом? — тороплю я.

— А потом мой муж стал болеть, сначала инсульт, потом… Ну, неважно! Все эти физиологические подробности — к чему они? Я все свободное время проводила у его постели, ну, и дети, конечно… И наши встречи с моим прекрасным принцем как-то сами собой сошли на нет. И такой острой потребности в них больше не было, вы же понимаете! Костя выполнил свою миссию, спас меня, когда я была на грани, вытянул.

— Он был женат?

Она задумчиво качает головой:

— Он женился, когда уже заболел мой муж, и я дала понять, что останусь с ним во что бы то ни стало. Теперь тем более… Его жена была не из нашего мира. Совсем молоденькая девочка, хорошенькая, пустенькая… Ей хотелось бриллиантов и мехов, Костя бегал по елкам, подрабатывал, как мог, и на радио, и со студентами занимался. А переутомление начал водкой лечить… Ну, вы знаете, как это бывает! Он часто звонил мне, мы ведь остались добрыми друзьями. Нет, не так! Мы стали родными людьми, понимаете? Всем делились, все обсуждали. Я умоляла его не надрываться, но где там! Его жена все требовала и требовала… Я тогда мужа похоронила, и Костя хотел уйти ко мне, но там у него уже родилось двое детей, и я не пустила его. Наверное, зря… Та девочка его погубила своей жадностью неуемной. У него ангина началась, температура под сорок, а он решил выпить, чтобы взбодриться и бежать Дедом Морозом работать. «Скорая» его даже до больницы не довезла.

Сцепив на коленях руки, она смотрит перед собой, но во взгляде ее не трагизм, а нежность. И неподдельные слезы дрожат в голосе:

— Такой дурачок… Погубил себя. Талант свой, Богом данный, погубил…

Я прощупываю выход на знакомую тему:

— А если б у него там не было детей?

— Не знаю, — не сразу опровергает она. — Может, это уже ничего не изменило бы. Слишком долгая прелюдия к браку ни к чему хорошему не приводит. Мы оба перегорели… Успокоились. Конечно, ровные отношения в семье — это очень даже неплохо. Скандалов меньше. Но мы-то еще помнили, как сходили друг по другу с ума! И мне казалось, что любовь уже умерла. Что мы могли предложить взамен? Дружить лучше было на расстоянии. По крайней мере, мне так казалось тогда.

Вспышка улыбки:

— Хотя сейчас я, пожалуй, не отказалась бы от присутствия верного друга! Но в то время мне еще мерещились будущие страсти…

— Были? — не выдерживаю я.

— Были, — соглашается Зинаида Александровна. — Но какие-то…

Она изображает «пшик» и смеется: