Облик - София Беннет

свободно. Это, должно быть, магия вуду или нечто вроде. Она всегда была такой.

Она царапает свою руку, и я замечаю пластырь возле еѐ локтя.

– О, врач делал тебе анализ крови?

– Угу, – говорит она, – и он хочет сделать мне биопсию шеи.

– Что это такое?

– Они втыкают иголку и высасывают то, что внутри, чтобы протестировать.

Она знает, как я ненавижу иглы, так что она говорит это, размахивая руками и с

выпученными глазами, нависая надо мной как сумасшедший ученый.

– Фу, отвали от меня! Звучит гадко. Ты, кажется, в хорошем настроении для того, кто

сдавал кровь.

– Было немного неприятно, – говорит она. – Мне пришло сообщение от «Константин и

Рид» сегодня утром. Я получила работу! Луиза тоже. Четыре недели работы продавщицей. Дольше,

если мы захотим. Так что лето устроено. – Она говорит это певучим, счастливым голосом. – Я

увижу Джесси. И я буду заниматься сѐрфингом. И получу скидку.

– Так нам не придѐтся петь на улицах!

– Это был полезный опыт, Tи, – говорит она, тыкая меня в бок. – Подумать только, теперь

ты можешь написать в резюме – профессиональный музыкант.

– У меня нет резюме.

– Ну, когда-нибудь будет.

Считается ли жвачка профессиональной платой?

Она снова выглядит сонной и кладет голову мне на плечо.

– Просто надеюсь, что они не зададут тебе слишком много вопросов в интервью. Все будет

в порядке. Поверь мне.

Она закрывает глаза.

Разные студенты заходят, чтобы найти свободные места в начале автобуса, видят Аву,

отдыхающую рядом со мной, и дружески машут мне. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь удержать

этот момент. Пять минут я не ―девушка в трусиках‖ – я ―сестра Авы Траут ‖. Может быть, это

делает меня временно классной. Я расслабляюсь и, наконец, перестаю краснеть. Между тем,

двойник Элизабет Тейлор рядом со мной начинает осторожно храпеть в мой воротник.

Оглядываясь назад десять дней спустя, сон был ключом к разгадке. Были и другие зацепки,

но мы упустили их. Мы все думали, что это сочетание переходного возраста, переезда, стресса из-

за экзамена, вируса. Вместо этого, мы беспокоились о тестах по математике и социологии, о сером

нижнем белье, об окончании книжной главы и недожаренном картофеле по-французски.

Затем как-то утром позвонил врач сказать, что готовы результаты биопсии. Мама и Ава

договорились забрать их после обеда, пока я была в школе. Я вообще об этом не думала.

По странному стечению обстоятельств, выходя из автобуса, я замечаю их, идущих домой от

врача. Я зову их, они оборачиваются и смотрят на меня.

Это первое июня. Прекрасный летний день. Белые клѐны вдоль дороги – ярко зелѐные,

листья выделяются на фоне кристально-голубого неба. Но лицо мамы серое, как наша коллекция

нижнего белья. Как и лицо Авы. Они не хотят разговаривать со мной. Ни единого слова. Это ... это

нехорошо. У меня так же шумело в ушах, когда я стала жертвой мошенничества на Карнаби Стрит.

Я хочу сказать что-нибудь, но я не могу придумать правильный вопрос, потому что я не уверена,

что хочу знать ответ. Я просто жду рядом с Авой, пока мама старается изо всех сил попасть

ключом в замок входной двери. Еѐ руки трясутся.

Небо не имеет смысла.

Вот что я думаю. Голубое небо не имеет смысла. Сегодня неправильно небо.

Папа ждет на верху лестницы. Я не знаю, позвонила ли ему мама от врача, или он просто

знал, но его лицо тоже серое. Он выглядит так, будто что-то тяжелое вот-вот упадет на него, и он

волнуется, что будет сбит с ног.

Мы каким-то образом оказываемся в гостиной и, не задумываясь, садимся за стол на наши

обычные места. Четыре серых лицах, в обрамлении голубого неба и ясеня, который радостно

качается в открытом окне, поймав летний ветерок.