Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

— Ну, знаете… Вы странный человек, господин староста. Фельдфебель! — нетерпеливо крикнул офицер и, когда на пороге вырос такой же долговязый, как он сам, солдат, коротко приказал: — Осмотрите двор.

— Но мы еще не были в подвале и на чердаке, господин обер-лейтенант.

— Выполняйте!..

Фельдфебель щелкнул каблуками.

— Слушаюсь, господин обер-лейтенант.

— Извинитесь за меня перед вашей дочерью и догоняйте, — бросил офицер Озолсу, направляясь к выходу.

Она вздрогнула, когда отец на цыпочках зашел в детскую. Поспешно нагнулась над кроваткой сына, сделала вид, что поправляет одеяльце, но тут заметила, что ладони испачканы ржавчиной — инстинктивно сжала пальцы.

— Все в порядке, — тихо сказал Озолс. — Запрись и спи…

Дочь не ответила. Отец потоптался у порога, виновато посопел, хотел что-то сказать, но, вспомнив наказ офицера, безнадежно махнул рукой и заковылял к выходу. Едва за ним захлопнулась наружная дверь, Марта вышла на крыльцо, огляделась, вернулась в дом, тщательно заперлась, спустилась в погреб.

— Ну, как вы здесь? — спросила она шепотом.

— Ушли? — Прямо ей в лицо смотрел ствол автомата.

— Да.

Грикис облегченно вздохнул, опустил оружие. Они с Артуром сидели друг против друга, как бы загородив собой раненого, который лежал у стены.

— Хорошо бы водички, умираю от жажды, — умоляюще сказал Юрис.

— Сейчас принесу.

Марта провозилась с ними все утро: сделала перевязку, дала лекарство, принесла еду, воду, свечу. Артур, как мог, помогал ей. Их руки то и дело соприкасались в темноте, и он чувствовал, как дрожат ее пальцы; порой их лица оказывались в такой близости, что у него начинала кружиться голова. В эти мгновенья ему казалось, что и их ссора, и эта война, и этот подвал — всего лишь дурной сон. Вот сейчас он откроет глаза и проснется на старой мельнице. Но из этого состояния его вывел хриплый голос Грикиса:

— Вам пора уходить, — сказал он Марте.

— Да. — Она неохотно поднялась. — Не беспокойтесь, этим погребом у нас не пользуются. Отец категорически запрещает.

— А сам?

— Очень редко. Знаете, с протезом…

— На всякий случай присмотрите за ним. Чтобы не сунулся сегодня. — Юрис хотел сказать поделикатнее, а получилось грубо — отчаянно болело раненое плечо, кружилась голова, во рту отдавало горечью.

Но Марта не обиделась.

— Я понимаю, — тихо сказала она. Не волнуйтесь.

— И сами будьте осторожны.

— Хорошо.

Хозяйка ушла. Они долго сидели молча, каждый по-своему осмысливая создавшееся положение. Наконец, Артур укоризненно заметил:

— Мог бы с нею и повежливее. Как-никак она нам жизнь спасла.

Грикис неуклюже повернулся, заскрипел от боли зубами.

— Плохо? — наклонился к нему Банга.

— Боюсь, как бы тебе не пришлось нас обоих отсюда вытаскивать.

— Он немец? — не удержался Артур.

— Наш человек… Отто Грюнберг.

— Как все это случилось?

Юрис молчал — то ли ему было плохо, то ли не хотелось вспоминать — и когда Артур решил, что так и не дождется ответа, тот неторопливо заговорил:

— Он выполнял задание, мы прикрывали. Что-то у него там сорвалось. Завязалась перестрелка, его ранили, притом серьезно. Что делать? Того и гляди, помрет. А ему нельзя помирать, понимаешь? И вспомнил я, что есть здесь врач, в тюрьме у нас работал, все демократа из себя корчил. Мы к нему. Он было ни в какую. Пришлось припугнуть, естественно. Ну, сделал, что полагается, мы в машину…

— Вы были с машиной?

— Да. — Грикис сокрушенно вздохнул. — Глупость, конечно, дикая. Никогда себе не прощу. Нам бы затаиться или ползком, а мы на рожон, как бараны. Только высунулись из города — за нами погоня. Мы сюда, а здесь пост. Решили проскочить сходу — двух парней наповал, меня в плечо и в голову — хорошо хоть мозги не вышибло. Едва добрался до леса… Раненого на закорки… Как ушел, сам не понимаю.