Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

— О-о! — расплылся в довольной улыбке немец. — Если вы когда-нибудь приедете в Гамбург и зайдете ко мне в ресторанчик, Вилли Бюхнер примет вас по-королевски. — Он отступил от стола, оценивающе осмотрел его взглядом художника, у которого не хватает красок, сокрушенно сказал: — Еще бы пару ломтиков лососины — картина была бы завершена.

И тут Марте пришла в голову спасительная мысль. Она вспомнила, что всего сутки назад Озолс доставал для Рихарда лососину, она рассказала об этом владельцу ресторана в Гамбурге, Вилли Бюхнер оживился:

— О-о! Вы так любезны. Я сейчас же пошлю кого-нибудь из солдат.

У Марты опустились руки, рушилась последняя надежда. Но отчаяние прибавило силы. Придав лицу выражение холодной любезности, она сказала:

— У нас будто бы неплохой винный погреб. К сожалению, я в этом небольшой знаток. Если вы не сочтете за труд… Извольте, я пошлю с вами Эрну.

Глаза у Вилли Бюхнера загорелись, он даже привстал на цыпочки.

— Боюсь, мадам, даже в Гамбурге мне будет трудно ответить вам таким же гостеприимством.

По ее подсчетам выходило, что денщик будет отсутствовать не меньше сорока минут. Этого было вполне достаточно, если, конечно, не помешает что-то непредвиденное. Марте повезло. Эрну она отправила вместе с Бюхнером — показать дорогу, и немец даже залоснился от удовольствия, поглядывая на аппетитную кухарку. Так что хозяйка осталась в доме одна. Она тщательно заперла входную дверь, бросилась в комнату отца, аккуратно отставила кресло, откинула край ковра — теперь комната принадлежала Циглеру и вести себя в ней приходилось особенно осторожно — спустилась в погреб, постояла, прислушалась: ни звука, ни шороха. В душе холодной волной стал растекаться панический ужас: что-то там случилось за каменной стенкой. С бьющимся сердцем потянула влажными от волнения пальцами за ржавый крюк и чуть не вскрикнула от неожиданности — на нее смотрели из темноты чьи-то невозмутимые, холодные глаза.

— Ну, как вы здесь? — с трудом приходя в себя, спросила она.

— Что там? — показал пальцем на потолок Грюнберг — это был его взгляд, так напугавший Марту.

Она коротко обрисовала положение и тяжело, словно была в чем-то виновата, вздохнула.

— Да-а, дела, — неопределенно протянул раненый. — Говорите, прямо над нами?

— И во дворе полно солдат.

— Значит, если бы мы и хотели?..

— Что вы! Даже думать нельзя.

— Выходит, по независящим от нас причинам… — начал было он, но Марта оборвала:

— Прекратите! Как вам не стыдно? Возьмите воду, еду… Что с ним? — Она показала на Грикиса.

— Неважно. Ему бы жаропонижающее и перевязку.

— Сейчас.

Она действовала быстро, расчетливо, хладнокровно, удивляясь самой себе: то ли свыклась с опасностью, то ли надоело бояться, то ли неожиданно поверила в удачу. Через пять минут, собрав все необходимое, захватив свечу, Марта спустилась в погреб. Прежде всего перевязала Грикиса. Он смотрел на нее замутненными от боли глазами, скрипел зубами и постанывал.

— По-моему, ничего страшного у вас нет, — осторожно отлепляя присохший ко лбу самодельный бинт, подбодрила она раненого. — Пуля в плече навылет. Кость, мне кажется, не задета. На голове небольшая ссадина. Полежите, и все пройдет.

— И на том спасибо, — побелевшими от боли губами прошептал Юрис. — Приятнее помереть здоровым.

— Ну-ну! — неожиданно резко прикрикнула она. — Не раскисайте!

Грикис виновато улыбнулся, благодарно погладил ей руку:

— Мы же вам обещали: до возвращения Артура ни-ни.

Марта сникла, движения рук стали вялыми, неуверенными.

— Даже не знаю, как он теперь…

— Ничего, — подал голос Отто. — Главное, занавеску преждевременно не откройте.

— Постараюсь. — Она затянула бинт на голове Юриса, повернулась к Грюнбергу. — Теперь давайте вас посмотрю.

— Сначала дайте напиться, — попросил Отто.