Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

— Ради бога, господа, сделайте одолжение, — громко, почти радушно сказала она, изо всех сил стараясь подавить волнение. — Только вряд ли вам будет здесь удобно. Ребенок… Да и вообще… — Она неопределенно повела рукой. — Думаю, вилла более подходящее место. Верно, Рихард? — При этом она нежно взглянула на супруга.

Лосберг, несколько озадаченный странной переменой в ее настроении, поспешно кивнул:

— Разумеется, конечно.

Но обер-лейтенант Циглер холодно поблагодарил:

— Мы солдаты, мадам. — Он с достоинством склонил напомаженную, белобрысую голову с тонким пробором. — Тем более, что это ненадолго.

Спрудж недовольно мотнул головой, но промолчал.

Конец. Клетка захлопнулась. Оставалось ждать развязки, которая неминуемо должна была последовать. Единственно, что она могла сделать, это взглядом приструнить отца — потерянный и убитый, он держался из последних сил, затем Марта сослалась на недомогание, ушла к себе в комнату и первым делом наглухо задернула на окне занавеску. Опустилась на стул рядом с кроваткой сына, машинально поправила подушку, подоткнула одеяльце и вдруг, закрыв лицо руками, безутешно заплакала. Ей представлялось, что она снова на зыбком болоте. Одна, совсем одна. И позвать на помощь некого. Даже отца. Проклятая жизнь! Все время ее куда-то тащит по топкому болоту — чем дальше, тем страшнее. Вечно она не вольна ни в своих желаниях, ни в поступках, хочется кричать от ужаса и боли, но она не смеет даже плакать.

Кто-то подошел к двери, поскребся, Марта мгновенно преобразилась, вытерла слезы, припудрилась, поправила прическу, но не ответила. Хорошо, что она предупредительно заперла дверь на ключ.

— Марта, ты спишь? — тихо спросил Рихард.

Она затаила дыхание, и Лосберг, постояв, неохотно удалился. Сколько же все это может продолжаться? Ей до того стало невыносимо, что захотелось распахнуть окно, схватить Эдгара и бежать, чтобы спасти своего ни в чем не повинного ребенка. Бежать без оглядки, неважно куда, только бы подальше от всего, что соединяло ее с прошлым. Вместо этого она встала, прижалась лбом к стеклу и долго стояла так, вглядываясь в ночь.

До самого утра Марта не сомкнула глаз. То ей казалось, что где-то поблизости бродит Артур и вот-вот он постучит в окно, то ей мерещилось, что она отчетливо слышит, как стонут в погребе раненые. Тогда у нее от ужаса перехватывало дыхание, потому что Циглер расположился в комнате Озолса как раз над ними. Но проходило время, и все было спокойно по-прежнему. А когда взошло солнце, немного улетучились и страхи. Зато возникла другая забота: как проникнуть в погреб, чтобы предупредить раненых? Что там с ними? Догадываются ли они об опасности? Вначале ей казалось — это не составит труда: Циглер с отцом и Спруджем ушли еще на рассвете, Эрну она могла в любой момент отослать из дому, солдаты в комнаты не заходили. Но тут неожиданно возникло совсем непредвиденное препятствие — денщик Циглера. Невысокий, худенький, с высматривающими что-то глазами, он сновал по всему дому, без конца о чем-то спрашивал, докучал ей разными просьбами. И Марте, как наседке, оберегающей цыплят, казалось, что его острый лисий нос ко всему принюхивается. Вначале она еще надеялась найти способ хоть ненадолго отделаться от денщика, но когда пришло утро и наступил день, а немец по-прежнему не собирался выходить из дому, женщину стало переполнять отчаяние. Марта перебирала в уме одну комбинацию за другой, но ничего путного придумать не могла.

И все-таки случай сжалился над ней. Время шло к обеду, денщик старательно помогал хозяйке сервировать стол. По всему чувствовалось, что он знает в этом толк, и Марта невольно сделала ему комплимент.